Затем Нартай установил и подключил прибор ночного видения для себя, с еще более таинственным названием – ТВНО-2. Вместе с прибором для вождения танка в полной темноте Нартай укрепил вторую, специальную, фару – ФГ-125 в башенном кронштейне прожектора А-2Г.
Я совершенно сознательно повторяю за Нартаем все технические обозначения того или иного танкового оборудования. Он так яростно настаивал на точности названий, что если бы я этого не сделал и попытался бы доказать, что все эти буквы и цифры могут быть понятны только узкому кругу специалистов, – мы никогда бы не выбрались из споров о преимуществе конкретных и реальных деталей над свободным полетом фантазии «безответственных художников».
– Задача искусства – отражать правду жизни, как она есть, а не пудрить мозга читателям и зрителям. Я поэтому всяких там Жюль Вернов не перевариваю! – безапелляционно заявил Нартай.
Почти всю первую ночь шли со скоростью двадцать – двадцать пять километров в час.
Старательно обходили деревеньки и городки, маленькие мелкие речушки пересекали вброд, благо их примерные глубины были четко обозначены на картах Нартая.
Только однажды остановились. Уже в четвертом часу утра, когда начало светать, выбрали укромное местечко неподалеку от Амберга, в полутора километрах от автобана, и Эдик, захватив с собой термос Нартая, пошел пешком к бензозаправочной станции – купить какой-нибудь еды и наполнить термос горячим чаем.
Когда он вернулся к танку, то увидел сидящего за картой Нартая – свежеумытого, выбритого, одетого в дешевый попугайской расцветки тренировочный костюм, толстые белые носки и новенькие кроссовки.
– Сто двадцать пять верст отмахали! – сказал Нартай. – Чего принес?
– Чай, пицца и сэндвичи с ветчиной, сыром и салатом.
– Здорово! Я здесь за два года так пиццы и не попробовал. Как думаешь, Эдик, у вас там в Мюнхене, в нашем посольстве…
– Посольство в Бонне. В Мюнхене только консульство.
– Один черт! Они меня там на какое-нибудь довольствие поставят? Насчет жилья, жратвы… Они же обязаны, да? Я ж все-таки советский человек!..
Припомнив несколько встреч с нашими бойцами дипломатического фронта в прошлых зарубежных гастролях, Эдик сильно усомнился в этом, но сказал:
– Конечно, конечно, Нартай! Да и я тебя не брошу. В конце концов, что ты оказался здесь – моя вина.
Поели, попили и завалились спать: Нартай в своем водительском кресле, только спинку откинул подальше, а Эдик в башне, на каких-то брезентовых чехлах, которые выдал ему Нартай.
Проснулся Эдик часов в двенадцать от птичьего щебета и еле слышной возни. Открыл глаза, заглянул в отделение механика-водителя и увидел, что Нартай быстро и осторожно прячет небольшой железный ящик, прикрывает его разным шмотьем и заставляет своим огромным чемоданом, туго набитым немецкими подарками для всей казахской родни.
– Ты чего там, Нартай?.. – сонно спросил Эдик.
– Да так… Прибираюсь помаленьку… – фальшивым голосом ответил Нартай. – Ты спи, спи!
День прошел в полудреме и вялой болтовне.
Взбодрились только под вечер. Нартай даже потребовал, чтобы Эдик показал ему что-нибудь «цирковое». Эдик влез на танк и на крышке командирского люка выжал стойку на одной руке. А потом сделал задний сальто-мортале с танка на землю.
Нартай сокрушенно сплюнул:
– Господи! Ну, что ты за дурак, Эдька?! Ну, на кой хрен тебе эта Германия?!
С наступлением темноты снова двинулись на Мюнхен.
До середины ночи шли ходко – километров по тридцать в час, а потом сильно заколдобило. Около часа мыкались, искали пути возможного пересечения автобана Регенсбург – Мюнхен, по которому нескончаемым потоком неслись автомобильные фары; еще час искали брод или какой-нибудь подходящий мост через Дунай.
Нартай матерился по-казахски, по-русски причитал:
– Так все горючее сожжем!.. Аккенаузен сегейн!..
Эх, знать бы… Я бы две дополнительные бочки установил и горя б мы не ведали!
– У тебя канистры есть? – спросил Эдик.
– Толку-то что? Есть парочка…
– Подгребай к автобану поближе. Я там на танкштелле куплю солярку.
– Для моей ласточки две канистры – как слону дробина в жопу! Я по грунтовой дороге каждые сто километров триста литров сжигаю. А уж у меня двигун отлажен – будьте-нате!..
Еще затемно и автобан пересекли так, что их никто не заметил, и мост через Дунай нашли – крепкий, бетонный и, самое главное, почти безлюдный.
Правда, пришлось лишние полчаса ждать с выключенным двигателем, пока из-под этого моста не уедет автомобиль, в котором парень с девицей шумно занимались любовью, а потом голые плескались в прибрежной дунайской воде.
Стоны, смех, всхлипывания вползали через приоткрытые люки и заполняли танковое чрево душной нервной похотью.
– Нам бы ее сюда, да?.. – шумно дыша, прошептал Нартай.
– Неплохо бы. Я уже черт-те сколько на просушке…
– А я… Не будешь смеяться?
– Нет, что ты.
– А я вообще так ни разу и не… То есть, один раз было, но не получилось.
– Жаль, – серьезно сказал Эдик, и ему почему-то вспомнилась не Юлька, с которой у него было все, а та кельнерша с Мариенплац, с которой у него не было ничего. – Жаль… Это прекрасная сторона жизни, Нартайчик.
– Фу, черт!.. Я даже вспотел весь, – признался Нартай и приподнялся из своего кресла. – Иди сюда скорей! Погляди, погляди в мой прибор… Что делают, что делают!.. Ну, чистая порнуха!!!
Эдик спустился в водительское отделение и прильнул к налобнику прибора ночного видения. И увидел в искрящемся серо-зеленом экране, что девица лежит на капоте старого «фолькса», широко раскинув ноги, а парень стоит на земле со стороны переднего бампера и, хрипло рыча, доказывает девице все, на что он способен. От наслаждения девица стонет и мотает головой из стороны в сторону…
К счастью, это был последний, завершающий акт их ночной прогулки, и они вскоре уехали.
Отдуваясь от пережитого, Нартай завел двигатель и танк въехал на мост. Эдик вернулся в башню на место заряжающего.
Чтобы как-то скрыть смущение, Нартай нервно хихикнул:
– Надо было врубить громкую связь, да как гаркнуть на них! У него, наверное, месяца два потом не стоял бы…
– Да, кстати, – сказал Эдик. – Я помню по Афгану, что у наших танков никакой громкой связи не было. А теперь это на всех танках?
– Как же, «на всех»!.. – тщеславно рассмеялся Нартай. – Мне эту громкую связь за две бутылки водки наши радисты заделали, а когда генерал узнал, то всем своим шавкам сказал: «У вас есть еще такой второй Сапаргалиев? Нет? Вот и оставьте его в покое!!..» Ну, я под это дело еще и дистанционные электропуски пулеметов провел – уже бесплатно. Где ты слышал, чтоб танковый механик-водитель мог на ходу стрелять из пулеметов? А я могу! Ты сам видел… Не очень-то прицельно, но могу. Но знаешь, Эдик, в чем наше с тобой спасение? В том, что я будто бы знал, что ты меня украдешь!
