– Так я же сюрприз ему хочу сделать!
– Сюрприз? Вот будет сюрприз, если тебя в сопках с дитем высадят! О господи, молодые, глупые, – женщина всплеснула руками.
Потом она подумала (это ж жена военного, не привыкла отступать) и говорит:
– Мы до КПП выйдем, обойдем его по сопке и в городок войдем.
– А можно?
– Можно. Не огорожено же!
Так они и сделали: вышли на дорогу до того, как автобус подъехал к КПП, обошли его по сопке – «Проклятые чемоданы!» – и вот они уже в поселке. Женщина девчушку к себе затащила: «Чай попьем, а то я умаялась!» – а потом и до дома, где ее суженый жил, проводила:
– Вот он, этот дом, квартиру-то сама найдешь?
– Найду, спасибо вам за все.
– Не за что, – и женщина пошла своей дорогой, бормоча: – Вот бабы дуры, ну совсем как я в молодости!
Буратино
В дверь позвонили. Открываем – за дверью соседка, глаза безумные:
– У меня Надя убилась!
– Как убилась? – мы с женой бросаемся к ней в квартиру Пока бежим, узнаем, что ее трехлетняя дочка Надя играла в кроватке, а потом полезла из нее – подтянулась, перевалилась и выпала. Пока летела до пола, успела пробить носом в пластиковом горшке дырку. На истошный крик прибежала мать и в горячке выдернула нос дочери из горшка.
Рваные края пластмассы порвали нос – крови много, и она побежала к нам. Я сейчас же начинаю командовать:
– Пластырь есть?
– Пластырь? Кажется…
– Давай быстрей! – вижу, что она не соображает, и говорю жене: – Живо за пластырем!
Жена убегает.
– И перекись захвати! – кричу ей вдогонку.
Жена появляется с пластырем и перекисью. Я прикладываю почти оторванный кончик носа к его законному месту, поливаю все это перекисью водорода, а сверху пластырь.
Девочка не ревет, терпит. Хватаем ее, одеваемся на ходу и бегом в госпиталь.
Госпиталь у нас в городке недалеко – бежать минут десять. Прибегаем туда, выходит дежурный врач:
– Что у вас стряслось?
– У нас тут Буратино.
– Какой Буратино?
– Она носом пробила свой ночной горшок!
– Иди ты! И что теперь?
– Теперь к вам пришли.
Врач осмотрел, посмеялся, промыл, зашил, и скоро мы пошли домой. Надьку на руках опять нес я. Она не ревет, насупилась, молчит. Нос у нее – это очень весело, очень смешной – что-то с бантиком. Решаю пошутить и говорю:
– Вот, Надька, кто ж тебя с таким носом теперь замуж возьмет!
И тут наш ребенок как зарыдает в голос, на всю улицу.
И зачем я только про замужество вспомнил?
Вадик
Вадик был хороший парень – командир БЧ-4, радист, но он никак не мог въехать на своем «Москвиче» задним ходом в гараж – все время сносил зад «Москвичу» и дверь гаражу.
А еще у него машина могла заглохнуть на подъеме на сопку, после чего – машина полна людей – она начинала катиться задом в пропасть, то есть в канаву на обочине.
За все эти дела с машиной он получил прозвище «Яростный Вадик».
А восстанавливать ему машину и дверь в гараже ходили всем экипажем. В выходной. Народ роился вокруг Вадикиной машины, а вокруг обязательно кто-то ходил с настойкой клюквы на спирту и вопрошал: «Товарищи офицеры, кому подлить?»
Потом заталкивали всей стаей, уже подлитые, машину в гараж. Кто-нибудь обязательно не замечал в гараже специальной ямы и под «Еще разок! Взяли!» – оказывался в ней с криком: «Так! Твою ж мать! Моя нога!».
Все это закончилось, когда Вадик женился. Вадик сразу же превратился в человека – стал чист, опрятен, и машину у него жена отобрала.
Зам долго жал ей руку, когда Вадик представил ее экипажу Зам не мог сдержать своих чувств.
– Вы сами не знаете, какое дело вы для него сделали! – говорил он.
– Когда? – спрашивала она.
– Когда за него замуж вышли.
– И какое же?
– Очень большое.
Полосковы заблудились
– Поло сковы заблудились!
– Как это?
– Они вышли раньше всех, не стали попутки дожидаться, а тут – заряд, в метре ни черта не видно. Мы-то потом на попутке доехали, а их нет – заблудились.
– Сколько их там, этих Полосковых?
– Отец и сын.
– Сыну сколько?
– Взрослый, уже шестнадцать.
– Сколько времени прошло?
– Часа три как метель стихла, считай, часа четыре как они ушли!
– Всех сюда! Всем навстречу идти! Где они начали движение?
– На повороте.
– Вот от поворота и начнем!
Андрей Антоныч распределил всех поисковиков. Начали от поворота.
– И палки всем взять, а то после метели наст ненадежный, уйдете под снег – и ахнуть не успеете! Двойками ходить! И чтоб я всех видел!
– Ясно!
– Щупами все щупать!
– Понятно!
На севере метель может налететь в одно мгновение. Тогда не видно порой ничего. И снег валит. Если ты в дороге, то надо держаться плотного грунта – это дорога и есть. А в стороны – и уже по пояс можно провалиться. Беда в том, что при хорошей пурге дорогу может замести за несколько минут. Идешь потом по ней как по целине. Вот Полосковы и заблудились.
– Ну что там?
– Пока ничего!
– Не могли они пропасть, сидят где-то!
То, что Полосковы «сидят где-то», выяснилось скоро. Они до поселка не дошли с километр. Нашли обоих. И они действительно сидели. На обочине. Помогли собаки. Собаки их быстро нашли.
– Замерзли.
– После метели сразу мороз – градусов пятнадцать!
– Чуть-чуть не дошли.
– Чего теперь, Андрей Антоныч?
– Грузим аккуратно. Не в кабину. В грузовик сверху.
– Они умерли?
– А ты думал, не дышат же!
– Они не умерли! – сказал Андрей Антоныч.
– Как же, Андрей Антоныч, дыхания-то нет! Окоченели!
– Это ни о чем не говорит. Бабка моя таких с того света возвращала, вот и я попробую. Останавливайте грузовик и грузите их аккуратненько в кузов. Их в тепло нельзя сразу – вот тогда они погибнут.
– А чего потом?
– Увидишь, как до поселка довезем.
Грузовик остановили, до поселка довезли. Андрей Антоныч привез их во двор своего дома, приказал притащить две ванны, поставить их во дворе, а потом под его руководством занялись Полосковыми. Обоих – и отца и сына раздели догола, уложили в ванны и стали поливать сверху ледяной водой.
