Стоило мне напомнить ему, что он мужчина, как он решился. Я подробно растолковала ему, что он должен делать, мы обменялась номерами телефонов, я выдала деньги на первые расходы. Отчитываться он должен был ежедневно, но в первое время я решила проследить за его действиями – хотя юноша и обладал определенными артистическими способностями, да и до денег был жадным, полностью доверять я ему пока не могла.
* * *
В первой половине дня в квартире Дударевых раздался звонок. Алевтина сама открыла дверь: муж был на работе, дочь – в институте.
– Получите извещение, – протянул ей бланк молодой привлекательный мужчина, – и распишитесь.
– Что это? – завороженно глядя на юношу, прошелестела Алка.
– Почтовый перевод. Вам кто-то деньги прислал.
Деньги прислала ей я. Сто рублей, без указания пункта отправления. Пусть ломает голову, за какие такие подвиги ей отвалили такую нереальную сумму.
Алка, не глядя, подписала бланк, но выпускать его из рук не собиралась. Почтовый курьер робко тянул его на себя, она – на себя. Наконец женщина разрядила неловкую ситуацию:
– Это ты? Гордон, я не ошибаюсь?
– Вообще-то меня Гриша зовут, – признался Гордон.
– Нет-нет, – прикрыла ему ладошкой губы женщина, – и знать не хочу. Ты для меня – Гордон. Какие у тебя холодные губы…
– Так на улице мороз. А у меня ботинки на тонкой подошве. Я уже который час с этими извещениями по городу бегаю.
– Господи, чего же я тебя на пороге морожу? – спохватилась Алевтина. – Проходи. Я тебя чаем напою.
Курьер так замерз, что чай ему был – как мертвому припарка. Сам Дударев в этот день уехал в командировку в другой город и обещал вернуться поздно вечером, дочь раньше восьми не приходила. Поэтому Алка сочла уместным обо-греть почтальона сначала в горячей пенной ванне с ароматическими маслами и глинтвейном, а потом – в постели. А чего особенного? Жители Крайнего Севера только так и обогревали замерзающих путников – в постели с собственными женами. Если кто знает лучший способ обогрева замерзающего человека, поделитесь.
– Вот так и начинаются сказки, – шептала Алевтина, очищая мандарин и вкладывая по дольке в рот сомлевшему юноше, лежащему в ее постели, – сначала ты лишаешься чего-то очень важного для тебя, а потом это важное сваливается на тебя с небес. Разве я могла мечтать увидеть тебя в своей постели?
– Да мы же с тобой вроде бы… – начал было Гордон.
– Это не считается. Гостиничный номер, обязательная такса. Я тебя покупала, а знаешь, как грустно покупать любовь.
– Не знаю, – честно признался юноша, – но так мне с тобой тоже больше нравится. Когда работаешь, смотришь на женщину как на хозяйку положения и подсознательно испытываешь унижение. А сейчас ты для меня – моя маленькая послушная девочка. И я твой хозяин, а не наоборот.
Алевтина прерывисто вздохнула и бросилась на грудь к возлюбленному:
– Почему в четверг ты ушел с другой? Я всю ночь проревела.
– Это моя работа. Если я сам буду выбирать клиенток, вылечу из клуба. А мне нужны деньги.
– Но теперь ты будешь встречаться со мной не через клуб?
– Если ты не против. Ведь сегодня ты пригласила меня не из-за минутной прихоти?
– Я люблю тебя, милый. Уже давно люблю. Просто не знала, что ты можешь обратить на меня внимание, вот и покупала тебя. Какое счастье, что какой-то ненормальный прислал эти смешные деньги и извещение принес именно ты.
– Это судьба, – глубокомысленно поддакнул Гордон, – только мы не сможем часто встречаться. Мне надо очень много работать. Понимаешь, я не просто так работаю в клубе. На Алтае у меня мать и сестренка, у них нет никого, кроме меня, я высылаю им деньги. А еще я хочу поступить в институт и коплю на учебу. Только копить не очень получается, на семью уходит очень много.
– Это ерунда, – приподнялась на локте Алка, – я буду давать тебе деньги. У моего мужа их достаточно, а у меня свой счет. Он мне ни в чем не отказывает!
– Ты что, собралась покупать мою любовь? – вскочил хорошо запомнивший мою инструкцию Гордон. – Я же пять минут назад рассказывал тебе, какое унижение испытываешь, когда женщина платит тебе за секс. Значит, ты вовсе не любишь меня, тебе важно ощущать себя хозяйкой надо мной, а меня – вещью, дорогой игрушкой. Прости, я по-другому понимал наши отношения. Боюсь, что у нас ничего не получится.
Он встал с разворошенной постели и быстро натянул джинсы на свои стройные длинные ноги. Алка сидела в постели растерянная, ничего не понимающая. С самого начала она считала, что парень согласился на эту связь в первую очередь ради денег. Все-таки он младше ее лет на двадцать, и вдруг – такое искреннее негодование.
– Гордончик, – промямлила она, – прости, я действительно не так тебя поняла.
– Ты меня не любишь, – упрямо буркнул он, продолжая одеваться.
– Гордончик, подожди, дай мне объяснить…
– Нет.
Не давая женщине опомниться, мой наемник прошагал к двери, обулся и громко захлопнул за собой дверь. Я ждала его внизу, в машине. Из окон Дударевых моя «шестерка» не была видна, поэтому Гордон свободно сел ко мне, получил аванс и дальнейшие инструкции. «Жучок», который я подложила ему в карман, был отличного качества, в своей машине я слышала все, что происходило в квартире, и работа парня меня устроила. Он прекрасно справился с ролью.
Алка прорыдала полдня, была неласкова с мужем и дочерью, сказалась больной и рано легла спать. А на следующее утро, когда домочадцы ушли из дома, в дверь ее опять позвонил почтальон.
– Я не могу без тебя, – сбрасывая одежду уже в коридоре, бормотал он, – ты меня просто околдовала. Всю ночь видел тебя во сне. Наваждение.
В этот день Гордон был страстен, как никогда, но, закончив обязательную программу в постели любовницы, пригорюнился.
– Что, милый? Я чем-то тебя обидела? – обняла его за голые смуглые после посещения солярия плечи Алка.
– Чем может меня обидеть такая нежная и кроткая душа, как ты? Просто я вторую ночь не сплю. Страшно сознавать, что в душе женщины может царить такая чернота и жестокость.
Алка уговаривала Гришу рассказать, тот ломался, пока наконец не поведал ей свою печаль.
Легенда, придуманная мной, гласила, что с детства юный Гордон до умопомрачения любил лошадей. Каждое лето он приезжал в деревню к дедушке, и высшим наслаждением этих поездок были походы в ночное, на выпас совхозных лошадей. Этот немудреный труд, кроме удовольствия, давал подростку нехитрый заработок, который он тратил на подарки маме.
Здесь, в Горовске, он вспомнил свое детство и стал регулярно посещать местный ипподром – и престижно, и помогает тело в тонусе держать, и удовольствие от общения с этим фантастическим животным просто колоссальное. Особенно полюбился Грише один старый конь, серый в яблоках.
