— А дохрена здесь, солдат, почти рота. — Лобанов вщелкнул в раскаленный пулемет новый магазин. — Разрешите спуститься вниз и осмотреть форт, товарищ командир?
— Разрешаю, — вздохнув, Морев. — Ищите Порубова.
Избитого до неузнаваемости мичмана обнаружили в сыром каменном мешке, под одним из блокгаузов.
— Да, досталось тебе, Саша, — растроганно прогудел Ксенженко, тепло обнимая друга.
— Дошталось, — прошепелявил тот, — у тебя спирту нету?
Мичману дали хлебнуть из фляги, затем усадили поближе к горящему очагу, и он рассказал следующее.
На берегу озера на него напали из засады, а когда он вырвался и застрелил индейца, оглушили и утащили с собой.
— Сначала обращались ничего, — едва шевеля разбитыми губами, повествовал мичман, — а когда прибыли в форт, учинили допрос с пристрастием.
Мол, кто такие, откуда и с какими целями в Канаде.
Ну, я их послал, и они мне дали. Умелые ребята.
— А как ты понял, о чем спрашивают, — поинтересовался Морев. — Был переводчик?
— Точно так, товарищ адмирал, ихний капрал. Он поляк и знал русский.
В это время распахнулась дверь и в клубах морозного пара на пороге возникли два индейца, втолкнувшие в помещение затравленно озирающегося человека.
— О, так это ж сам капитан Браун! — уставился на того Порубов. — Ну что, попался гад?
Воины сообщили, что обнаружили командира форта среди трупов, где тот притворился мертвым, и отошли в сторону.
Тот же, увидев европейцев, гордо выпрямился, скрестил на груди руки и что-то прохрипел по-ирокезски.
— Инглизи требует его отпустить и грозит местью Великого отца, — перевел Длинное крыло, и присутствующие в блокгаузе возмутились.
Затем к пленнику вкрадчиво обратился Текумсе, тот побледнел и энергично кивнул головой.
— Летящая Стрела сказал, что сожжет его на костре, если инглизи не будет отвечать на вопросы, — наклонился к Мореву переводчик, и он покосился на вождя. Тот тоже кивнул.
В ходе последующего допроса выяснилось, что капитан получил приказ из Квебека о захвате в плен одного из моряков русской эскадры для последующего препровождения его туда, а также организации нападения на базу чужаков силами дружественных англичанам индейцев.
— Как всегда в своем амплуа, любят загребать жар чужими руками, — бормотнул Лобанов.
Далее возник вопрос что делать с пленными (кроме Брауна были захвачены еще трое солдат), и мнения сторон разделились.
Текумсе и Медвежье Плечо желали предать их казни, а Морев с Лобановым возражали.
Наконец пришли к согласию.
Пленников было решено отпустить, дабы те сообщили о печальной участи форта, а заодно предупредили начальника экспедиционного корпуса, что такая же участь постигнет и Квебек, если враждебные действия повторятся.
После этого пленников снабдили минимумом необходимого и, выведя за палисад, отпустили.
— Как думаешь, дойдут? — провожая взглядом удаляющихся на лыжах англичан, спросил Морев у Лобанова.
— Дойдут, — последовал ответ. — Те еще волки.
Затем отряду был предоставлен небольшой отдых и во второй половине дня тронулись в обратный путь.
Арьергард завершал десяток лошадей, навьюченных трофейным оружием и боеприпасами, за спиной вставало зарево горящего форта.
Остаток зимы прошел без происшествий, моряки готовили корабли к летней кампании, а в свободное время общались со своими новыми друзьями, проникаясь все большей к ним симпатией.
Индейцы отличались простотой общения, честностью, отсутствием склонности к стяжательству и полным единением с природой. Ирокезы с благодарностью впитывали те знания, которые получали, и с готовностью делились своими. Благодаря им, недалеко от базы был обнаружен каменный уголь, жизненно необходимый для новых колонистов.
К весне многие из моряков понимали язык ирокезов, а те успешно осваивали русский.
Между тем, солнце поднималось все выше, в заливе таял последний лед, с юга потянулись птичьи караваны.
— Пора, — сказал в один из таких дней Морев, и была назначена дата отплытия «Аскольда». На фрегат догрузили уголь, свежий провиант и воду, в машине развели пары, и вождь Медвежье Плечо с почетом был доставлен на борт.
Накануне они с Лариным получили дополнительные инструкции, удостоверенный подписью Морева и оттиском пальца Текумсе письменный текст ультиматума, а также пятьсот золотых империалов на непредвиденные расходы. При большом стечении народа состоялись проводы корабля, и, дав прощальный гудок, он взял курс в открытое море.
Глава 3
Цена предательства
Известие о неудаче захвата «Левиафана» и его отплытии из Кронштадта, а также исчезновение вслед за этим парового фрегата «Аскольд» вызвали безудержный гнев императора, и расправа не заставила себя ждать.
Оставшийся в живых командир гатчинского полка фон Клюге был лишен чина и расстрелян на равелине Петропавловской крепости, все бывшие с ним солдаты биты шпицрутенами
[33]
и отправлены на каторжные работы в Сибирь, а адмирал Грейг снят с должности.
Назначенная же по повелению самодержца следственная комиссия активно занялась изобличением заговорщиков.
К слову, Березин утаил от Шешковского наличие у него исторического труда, а только передал ему для Павла сделанную заранее перепечатку нужного отрывка.
В ней значились вице-канцлер Николай Петрович Панин, генерал-губернатор Петербурга Петр Алексеевич Пален, последний фаворит покойной императрицы Платон Зубов, командир Изюмского легкоконного полка Леонид Леонтьевич Беннигсен, а также командиры Семеновского, Кавалергардского и Преображенского гвардейских полков.
— Каковы подлецы! — воскликнул император, ознакомившись с фамилиями и потрясая бумагой. — Поднять руку на меня, помазанника Божьего!
Той же ночью все поименованные лица были арестованы, заключены в Петропавловскую крепость и подвергнуты допросам.
А поскольку мысль о предстоящем заговоре у них еще не созрела, всячески отрицали свою причастность.
— Допросить с пристрастием, — повелел Павел, и спустя неделю Шешковский положил ему на стол то, что требовалось.
Кроме полного признания своей вины, подследственные сообщали, что вдохновителем и организатором «заговора» был адмирал Морев с его офицерами, и это весьма понравилось императору.
— Я давно чувствовал, что они изменники, — прошипел Павел. — Занимайтесь дальше, мне нужны остальные.
— Слушаюсь, ваше величество, — подобострастно склонил голову Степан Иванович и, пятясь, вышел из кабинета.
