– А расследование. Что показало расследование?
– О каком расследовании вы говорите? Если вас интересует официальная версия, то извольте: согласно официальной версии Рашид был растерзан тигром-людоедом, и его тело так и не нашли, как и тела его персов. Готов биться об заклад, что их и не искали, потому что если вы заметили, любезный Чарльз, мы с вами находимся в джунглях, а не в Лондоне и даже не в Лахоре. Оберегая покой своей души, он не решился доверить тайну бумаге, и если бы не глиняная табличка, на которую совершенно случайно наткнулся Муту, то мы с вами никогда бы не узнали, что же произошло на самом деле.
– Вы сказали: «Оберегая покой своей души»… Не понимаю.
– Его бы наверняка подвергли такфире (арабской анафеме). Мусульманское духовенство имело все основания превратно истолковать эту… ммм… – сэр Генри слегка замялся, – я хотел сказать «смерть», но, пожалуй, правильнее будет сказать – исчезновение… но, кажется, Чарльз, нас с вами зовут к обеду.
Увлеченный разговором, я не заметил, что наш повар – пузатый Нагарадж, выглянул из калитки и ждал, нетерпеливо теребя измазанный какой-то дрянью длинный белый фартук, когда мы наговоримся и позволим высказаться ему. Поймав вопросительный взгляд господина, повар прощебетал что-то на хинди и, получив односложный ответ, исчез за частоколом.
– Пойдемте, Чарльз, а не то старый Нагарадж рассердится и задаст нам настоящую трепку. Видели бы вы этого молодца лет десять тому назад. С каким эстетическим наслаждением нанизывал он на штык тела врагов, а теперь нанизывает только ягнят на вертел. – Сэр Генри тяжело вздохнул, затем хитро подмигнул Рави, повесил ружье на плечо и неторопливо двинулся к лагерю, насвистывая под нос что-то веселое.
Тут у меня с глаз будто пелена спала. Мне стало понятно, что наша встреча на ужине у индийского советника была не случайной.
– Постойте-ка, Генри, – крикнул я ему вдогонку, – Вы, кажется, забыли мне рассказать еще кое-что?
Он замер, не оборачиваясь, и перестал насвистывать.
– Признайтесь, это вы устроили приглашение на ужин в Калькутте?
– У вас разыгралось воображение, Чарльз, – лениво отозвался он и зашагал дальше.
– Зачем я вам понадобился? Зачем?
Он не ответил, только опять засвистел под нос веселый мотивчик.
Глава четвертая
Позже, войдя в палатку, где была устроена столовая, я замер в нерешительности у входа: за обеденным столом были почти все участники экспедиции. Отсутствовал только долговязый Санджай, выставленный на часах, да Муту, застывший у меня за спиной, точно тень (сэр Генри приставил его ко мне вместо Вильяма, который неожиданно потребовался для других работ). Надо сказать, что мы всегда питались отдельно от слуг, и никогда раньше в моем присутствии сэр Генри не позволял себе подобных вольностей с ними. Впервые столкнувшись с этим, мягко говоря, чудачеством, я, не знал, как на него реагировать.
– Не стесняйтесь, любезнейший мистер Бенкс, проходите, садитесь, а я уж прослежу за тем, чтобы мои головорезы не слишком докучали вам своими языками и не портили аппетит байками о пытках и висельниках, – сэр Генри широко улыбался. – Ну, что же вы застыли? Разве вас не прельщает запах жаренного на вертеле по-гречески ягненка? Это, скажу я вам, не какая-нибудь жалкая курятина, или, к примеру, рисовая лепешка, а настоящая пища Богов! А может быть, вам недостает вчерашнего оркестра? Фабио, живо тащи свою боцманскую свистульку. Будешь играть нам «Лунную сонату», а Джек с Вильямом разуются и спляшут танец живота. Нет, пожалуй. Джек, ты не годишься. У тебя впалый живот. Тебе приклеим бороду из пакли, как у старых болтунов из «безымянной» деревни. Будешь улыбаться и бормотать всякий раз, когда мистер Бенкс потянет вилку к тарелке: «Я рад, что многоуважаемому гостю понравилось наше угощение». Ничего не поделаешь, Нагарадж, придется тебе плясать вместо Вильяма, твой живот в полном порядке. Только прежде постирай свой фартук, а не то мистер Бенкс решит, что ты исполняешь танец голодного людоеда.
К происходящему можно было отнестись двояко – оскорбиться и уйти или принять как шутку. После минутного колебания я выбрал второе и сказал, стараясь выглядеть беспечным:
– Не ставя под сомнение мастерство наших артистов, я, тем не менее, музыке и танцам предпочту общение с человеком, чей язык длиннее якорного каната, острее черного перца и красноречивее всех вместе взятых языков из Вестминстерского дворца.
– Клянусь всеми пятнами на фартуке Нагараджа, отлично сказано, мой дорогой Чарльз! – весело воскликнул сэр Генри, поднимая две высокие глиняные чаши, наполненные вином. – Остается только провозгласить первый тост – за настоящую мужскую дружбу!
Я учтиво поклонился, проследовал на приготовленное для меня место во главе стола, подхватил протянутую чашу и единым махом осушил ее до дна, под одобрительные возгласы ветеранов.
* * *
«Так кто же он на самом деле – исследователь далекого прошлого, одержимый безумной идеей, или злодей, замышляющий подлость? Впрочем, первое отнюдь не мешает второму. А может быть, он понял, что проиграл пари и готовит для меня какой-нибудь сюрприз? Пятьдесят тысяч деньги не малые, даже для него, и кто знает, на что он готов пойти, чтобы сохранить их? Но ты тоже хорош! Видел однажды его хищный взгляд, видел и все же рискнул «прогуляться в Грин-парке». Польстился на легкую наживу – теперь пеняй на себя».
Я старательно делал вид, что получаю удовольствие от происходящего за столом состязания балаганных паяцев, где сэр Генри, бесспорно, был главным действующим лицом, а зародившиеся на выжженной земле подозрения не давали покоя и бередили душу, точно свора гончих псов загнанного оленя.
Тем временем красное вино лилось рекой, не только развязывая языки, но и стирая узкую грань, разделявшую господина и его слуг. «Обещанные» рассказы о пытках и висельниках следовали один за другим, взрывы хохота сменялись вспышками гнева, и в какой-то момент мне показалось, что я очутился в разбойничьей шайке, которая весело пировала в предвкушении богатой добычи. Пару раз мне хотелось встать и уйти, сославшись на усталость и недомогание, но что-то внутри подсказывало, что этого не следует делать. Тогда я усерднее налегал на вино, как вдруг…
* * *
– Ты не должен так говорить, Ифестион. Поберегись! – грозно воскликнул великан Вильям. Только это был уже не он, а… любимец Александра Великого – Кратер!
Я внимательно всмотрелся в его лицо, моргнул пару раз, стараясь прогнать внезапное наваждение. Затем медленно огляделся по сторонам и похолодел от ужаса.
Всё вокруг странным образом переменилось. Английская военная палатка превратилась в шатер Македонского царя, тростниковые циновки на земле – в яркие персидские ковры, простая глиняная посуда – в богатую утварь из золота и серебра, а обеденный стол, сколоченный из нескольких досок, увеличился в размерах, обзавелся кроваво-алой шелковой скатертью и наполнился различными диковинными яствами и напитками. Теперь за столом восседали уже не сэр Генри с его захмелевшими ветеранами, а Александр Македонский и его близкие друзья. Всех вместе с царем – одиннадцать. Я – двенадцатый.
