– Нет, не зря. В такую погоду не летают. Но выхода нет…
У кабинета коменданта тоже стоял охранник. И снова Хелен пропустили без разговора, а вот меня остановили. Я терпеливо ждал в коридоре, пока летунья не выглянула и поманила меня внутрь.
– Давай, комендант требует…
На миг у меня возникла безумная мысль, что едва я перешагну порог, как на голову обрушится удар дубины. Если вдруг Хелен придет в голову мысль сдать меня…
Но выхода уже не было. Я вошел.
Кабинет был роскошный. Впрочем, судя по знакам различия коменданта – две серебряные птички в петлицах, – он имел чин вроде армейского полковника. Комендант стоял у окна, видно, сидеть при даме было неудобно, а усадить ее оказалось просто некуда. В этот кабинет приходили, чтобы стоять навытяжку и выслушивать приказы.
– Вот ты какой… – мрачно сказал комендант.
Кажется, предчувствия начинали сбываться.
– И хорошо ты знаешь Ильмара?
Беда всех импровизаций, что никогда не знаешь, какую глупость уже успел брякнуть твой партнер.
– Ну, неплохо, насколько это вообще возможно… – осторожно ответил я.
Комендант буравил меня напряженным взглядом. Он куда больше походил на летуна, чем грузный неповоротливый Питер. И в то же время какая-то неуверенность была в его взгляде… сомнение… относящееся не ко мне, а к ситуации в целом.
– Уверена, что долетишь? – спросил он Хелен. Начал вопрос тем же грозным рыком, что и в разговоре со мной, а закончил уже мирно и дружелюбно.
– Все в воле Господа.
Комендант пожевал тонкими губами. Игнорируя меня, поинтересовался:
– Хелен, девочка, ты уверена, что этот маратель холстов столь важен?
– Да. Важнее сейчас никого нет.
– А почему в Рим? На севере облачность реже, доставь его в Версаль…
– Приказ был препроводить в Урбис. Пасынок Божий и Владетель хотят размножить портрет Ильмара как можно скорее. А в Урбисе типографии куда совершеннее.
Комендант кивнул. Снова покосился на меня. Взгляд был по-прежнему строг, но голос чуть смягчился:
– Ты хоть понимаешь, живописец хренов, какая честь тебе? Сама Хелен, Ночная Ведьма, тебя в Урбис повезет!
– Понимаю… – прошептал я.
– Если станешь в планёре паниковать – лучше сам выпрыгивай! Узнаю, что доставил проблемы Хелен…
Угроза эффекта не возымела. Что мне гнев коменданта по сравнению со всеми остальными неприятностями!
– Может, пусть его свяжут? – задумчиво спросил комендант. – Все не будет дергаться… А, Хелен?
– Мне доводилось летать на планёре, – сказал я. И получил в награду за инициативу разъяренный взгляд летуньи.
– Да? – поразился комендант. – Когда же?
– Я его и возила, – непринужденно пояснила Хелен. – Давно уже. Герцогиня Диана, глава венгерской ветви Дома… она перебрала всех приличных живописцев в Державе, прежде чем остановилась на руссийском портретисте… Да вы помните эту историю…
Ничего комендант не помнил, глаза у него на миг стали мутными и дурными. Но сознаваться в склерозе он не хотел.
– Да, конечно. Что ж, это хорошо. Но только под твою ответственность, Хелен.
Вернувшись к столу, он быстро расписался на разрешении.
– Конечно. Я все понимаю, – кивнула летунья.
Комендант на миг припал к ее руке в вежливом, равнодушном поцелуе. Покровительственно улыбнулся.
– Удачи, госпожа графиня.
– Надеюсь и впредь пользоваться вашим гостеприимством, господин барон.
Понятно. Служака был не слишком родовитый. Пыжится изо всех сил, старается и долг не нарушить, и летунам, которые выше его, угодить.
Низко кланяясь, я вышел вслед за Хелен. Когда мы отошли от кабинета, летунья прошептала:
– Кто тебя за язык дергал? Летал он…
– Да так, захотелось. Скажи, а этот барон, он сам-то…
– Нет. Высоты боится. Всегда находит предлог, чтобы в планёр не садиться. Зато площадка у него в порядке, склады забиты, ангары сухие, лошади отборные, дисциплина крепкая…
– Какие еще лошади? – спросил я. Но мы уже пришли к каморке бывшего летуна Питера.
– Все в порядке. – Хелен показала ему листок. – Комендант проникся необходимостью полета.
Питер улыбнулся уголками губ и сразу посерьезнел:
– Ты уверена, Хелен? Дождь усиливается. Шар подняли, ветер вверху порывистый…
– Питер…
– Ладно.
Он косо глянул на меня, подошел к Хелен и вдруг порывисто обнял ее. Летунья покорно ждала.
– Не рискуй, девочка. Ладно? – Питер заглянул ей в глаза. – У Дома и Церкви много интересов. А вот у нас всего одна жизнь… Идем, планёр выводят.
Хелен кивнула:
– Я всегда об этом помню.
– Парень…
Я подошел к нему. Питер молча извлек из стола красивую стальную фляжку. Протянул:
– Глотни. Да побольше.
Это оказалось бренди, не лучшее, но вполне сносное.
– Расслабишься, не будешь дергаться в кабине, – пояснил Питер. – Давай, приложись еще.
Спорить я не стал. Все летуны, похоже, больше всего боялись, что пассажир запаникует в кабине. И вспоминая свой первый полет, и Марка, едва не вывалившегося наружу, я мог их понять.
– Спасибо… – Я вернул фляжку. – Обещаю себя вести тихо.
Кажется, его это удовлетворило. Питер приложился к фляжке сам и пошел вместе с нами.
* * *
Вначале мы направились в туалет. Хелен молча указала мне на дверь с мужским силуэтом, вошла в свою кабинку. Я кивнул, понимая. В воздухе нужду не справишь. Питер, которому такая опасность не угрожала, дожидался нас в коридоре.
Уже потом мы вышли наружу. На мой взгляд, дождь вовсе не усилился, но Хелен подставила ладошку и недовольно покачала головой. Мы прошли к одному из ангаров – уже пустому, освещенному яркими лампами. Отсюда, похоже, что-то недавно вывезли – на земле были видны следы.
– Давай, поспеши, – попросил Питер. – Еще десять минут – я тебя в небо не пущу.
– Помоги тогда. – Хелен сняла плащ, стала неловко раздеваться. Питера она ничуть не стеснялась, и вместе с недавними объятиями это подействовало на меня угнетающе.
Питер помог ей, потом достал из шкафчика у стены бело-голубую форму.
– А ты чего стоишь? – резко спросила меня Хелен.
Вдвоем мы помогли ей одеться. Ну и ситуация – словно на сцене в амстердамском борделе…
– Мы с Хелен старые друзья, – сказал вдруг Питер. – Я ее летать учил.
