– Все равно крестьяне видели, – махнула рукой Хелен. – Да и не могу я… он так хорошо послужил. Как старого боевого коня зарезать… не могу…
Главное, что меня смущало, – это странность нашей компании. Допустим, я по-прежнему человек из богемы. Возвращаюсь из Миракулюса. Нормально, бывает. Летунья – куда ей из формы своей деться, тоже могла там развлекаться. Луиза в монашеском облачении… ничего особенного, конечно. Марк – мальчик, по одежде не высокородный, но из приличной семьи. Тоже бывает.
Но все вместе!
Вот так алхимики берут самые обычные вещи, соединяют, и получается такая гремучая смесь, что держись. При взгляде на всю нашу компанию – любой насторожится. А приглядевшись к Марку – поднимет тревогу.
Разделяться мне тоже не хотелось. Такие фокусы кончаются одним – кого-то ловят, он, вольно или под пыткой, выдает остальных. Тем более Хелен никогда в бегах не была, а в сообразительность Луизы я верил еще меньше.
Значит, надо сделать нашу компанию обычной, тривиальной, не заслуживающей внимания. По пути я все обдумал и невольно начал улыбаться. Никому мои действия не понравятся – но иного выхода нет.
Мы остановились на краю рощи, там протекал тоненький ручеек, а вода была нужна. Я посмотрел на свою команду и вдруг осознал, что все ждут моих решений. Все-таки я был здесь единственный мужчина, какими бы военными подвигами ни прославилась Хелен, какую бы силу ни нес в себе Марк, сколь угодно строптивой ни была бы Луиза…
– Так, – сказал я, смущенно подавляя желание откашляться и придать голосу командный тон. – У меня есть план. Но вначале пообещайте, что будете его выполнять!
– Если не в женском платье и не в гробу… – буркнул Марк.
– Договорились.
Хелен подозрительно смотрела на меня:
– Только меня не наряжай мужчиной. И не брей налысо. И… ну… и не заставляй изображать сумасшедшую.
– А хорошая идея! – с интонациями летуньи, когда ей понравился полёт с подвешенным Марком, произнес я. – Ладно, не стану.
Луиза мучительно пыталась придумать то, чего она никак не допустит. Но то ли настоятельница уже на все была готова, то ли фантазия пасовала. Махнув рукой, Луиза сказала:
– Тебе виднее, Ильмар-вор…
– Спасибо, – от души сказал я. Настоятельница вызывала у меня наибольшие опасения. – Тогда запоминайте. Мы с Хелен – муж и жена. Луиза – приживалка, дальняя родственница Хелен, из милости взятая на содержание…
Летунья мстительно улыбнулась, но тут же задавила улыбку. Луиза пожевала губами, но смолчала.
– А я? – подозрительно спросил Марк.
– А ты – наш сын.
Мальчик с сомнением посмотрел на летунью.
– Глупо. Разве что Хелен меня в тринадцать лет рожала…
– Вполне допускаю! – немедленно отыгралась Луиза за усмешку летуньи.
Господи Боже! Ну что за змеиный клубок? Без шпилек и часа прожить не могут!
– Стоп! – закричал я, заставив Хелен проглотить ответную реплику. – Хватит! Моя жена любит свою тетушку, тетушка обожает племянницу! Так себя и вести! Клянусь, иначе я беру Маркуса и ухожу с ним вдвоем! А вы можете лаяться до прихода преторианцев!
Марк глянул на меня – и сообразил. Подошел, демонстративно взял меня за руку.
Бунт был подавлен в зародыше. Женщины пыхтели, мерили друг друга совсем не любезными взглядами, но молчали. Потом Хелен обратила подавленное ехидство на меня:
– И это все, что ты придумал? Кем мы будем называться? Гениально!
– Нет, не все. Сейчас будем творить маскарад. Доставайте пудреницы.
Женщины переглянулись.
– Хелен, Луиза, если у вас нет с собой косметики – где угодно, на Слове, за пазухой, в потайных карманах, – значит, я последний дурак в Державе!
Хелен вздохнула, прикрыла глаза. Потянулась в Холод. Я принял из ее рук увесистую сумочку, кивнул.
Луиза извлекала пузырьки, баночки, тюбики из многочисленных, хотя и совершенно неприметных карманов монашеского одеяния. Это заняло у нее гораздо больше времени, зато в результате она превзошла летунью.
– Знаток, – возмущенно сказала Луиза, расставаясь с богатствами.
– Ага. Мне однажды друзья сделали подарок, после полугода тюрьмы, когда я только вышел… – Я покосился на Марка, но решил, что мальчика, выросшего при дворе, и в пять лет ничем не смутишь, не то что в двенадцать. – Под вечер привели и втолкнули в номер гостиницы девушку… ну, абсолютно голую…
Марк хихикнул. Луиза негодующе посмотрела на меня.
– Ей хорошо заплатили! – только и сказал я в свое оправдание. – Профессиональная блудница, очень опытная, с церковной лицензией! Так вот, утром, когда я проснулся, она красилась у окна.
Я считал эту тему законченной, но теперь вмешалась Хелен.
– Подожди, но… я могу предположить… она Слово знала?
– Нет, откуда ей.
– Тогда… раз ты с ней спал…
Луиза укоризненно покачала головой.
– Заранее спрятала в номере, когда заказ получила, – вынужден был объясниться я. – Не одежду, ее потом принесли, а косметичку! Все, хватит болтовни. Сестра Луиза, простите подобные разговоры… и раздевайтесь.
Марк веселился от души.
– До белья. Ничего страшного. Компаньонки не ходят в монашеском балахоне.
– А в чем мне тогда ходить? – возмутилась Луиза. – В белье? Я компаньонка или эта… блудница с лицензией!
– Компаньонка, – успокоил я. – Но в трауре по почившему мужу. Сестра, речь идет о спасении… вы сами понимаете, кого и чего!
Все. Луиза сдалась. Только предварительно велела Марку отойти шагов на двадцать – большего ей не позволял страх за него, меньшего – стыдливость. Мальчику, похоже, карнавал доставлял искреннее удовольствие – он отошел, громко считая шаги и растягивая ноги, будто хотел сесть в шпагат.
Можно было поблагодарить тех церковных чинов, что придумывали подобное облачение для монашек. Когда Луиза избавилась от верхней накидки с капюшоном и платка, из четырех юбок оставила одну, самую короткую – почему-то она оказалась благородного серого цвета, длинную блузу заправила в юбку…
– Одиннадцать раскаявшихся! – в восторге воскликнул я. – Хелен, погляди!
Летунья моего восторга не разделяла. А зря. Я любовался не Луизой, а делом своих рук – ее новым обликом. Весьма обольстительная, хоть и в возрасте, дама. И все при ней. Многие от таких вмиг соображение теряют.
– Луиза, тебе придется отбиваться от мужчин, – с напускной озабоченностью сказал я.
Настоятельница скривилась, но вышло это фальшиво. С жадностью схватив зеркальце, она стала оглядывать себя.
– Юбку повыше стоит поднять, – сказал я. – Почти до колен. И подкраситься – скромно и неброско, но ярко и вызывающе.
