– В лодке накинете на плечи ватник, он там под скамейкой на корме, специально для такого случая валяется, так, чтобы погранцы не приметили, что женщину везу. Ватник – он всякую самую миниатюрную фигуру вмиг бесформенной сделает.
Аня кивнула, но должно быть, Захарыч каким-то образом разглядел этот жест.
– Во время движения ни с кем не разговаривать, на вопросы не отвечать и, самое главное, не смотреть вправо. Понятно?
– А с кем там разговаривать? – Они уже подошли к темнеющей в воде лодочке, и Захарыч выдал ей пару резиновых болотных сапог, чтобы ног не замочила.
– Лучше было бы, если бы не с кем. Но всякое бывает. Вода-то сегодня неспокойная. Шальная вода-то. На поверхности вроде как тишь да гладь, а под гладью той всякая б-дь… чуть зазеваешься – и в воду стащат.
– За волосы? – Попыталась поддержать шутливый тон Аня.
– Почему за волосы? За волосы обычно спасают. За язык длинный, вот за что. Инструктирую же: не говорить ни с кем.
– Да с кем тут разговаривать?! – невольно возмутилась Аня. – С кем, когда вы и я, и больше… – она оглянулась, вдруг показалось, что горец забыл что-то и вернулся. Заметив ее движение, Захарыч тотчас шагнул навстречу опасности, загораживая клиентку от возможных неприятностей.
– Показалось вроде. Или лягушка в камнях елозит.
– Так с кем там разговаривать? – Принялась за свое Аня.
– Ни с кем: ни с чертом, ни с ангелом, ни с работником рыбнадзора, последние особенно опасны. Молчи, будто в рот воды набрала. Или действительно набери.
Захарыч как-то легко перешел на «ты», но Аня нисколько не возражала. Темнота, близость реки, шорохи, – все это не добавляло ей смелости.
– А почему направо не смотреть?
– Потому что там пограничные катера «Яви», – с большой охотой объяснил перевозчик. – Да ты не дрейфь, доча, на той стороне передам тебя с рук на руки этому, как его, трансферу, с ним не пропадешь. Нам только бы до того берега добраться…
Сняв кроссовки и надев здоровенные болотники, Аня кое-как добралась до лодки, перешагнув через качающийся борт.
– Ни слова, – предостерег ее в последний раз перевозчик, отталкивая лодку от берега.
Помня указания Захарыча, Аня вытащила из-под лавки ватник и накинула его себе на плечи. Получилось что-то вроде уютной теплой палаточки, завернуться бы сейчас в него и заснуть. Обычно ее убаюкивали волны и мирный плеск воды, но на этот раз Аня решила не спать. Не просто же так таинственный Харон предостерегал ее против разговоров, если речь идет о пограничниках, возможно, у них стоят приборы, способные реагировать на любой, даже самый незначительный звук. Какой-нибудь эхолот, или, как он называется…
Ну, конечно, волны идеально передают звуковые колебания.
Только все же интересно, с кем здесь разговаривать? Впрочем, если она вдруг начнет разговаривать во сне, приборы ее треп все равно словят, и у Захарыча будут неприятности. Хотя какие могут быть неприятности за пользование в черте города надувной лодкой? Или, действительно, на той стороне реки никакой не Веселый поселок, а самый настоящий Тусвет? Поэтому и река Смородина, поэтому и моста Александра Невского нет.
Глава 18
Ночь со вторника на среду. Ахерон
И не боги горшки обжигают.
И не боги горшки разбивают.
А.Смир
Ночь. Мирный плеск весел: шлеп, шлеп, шлеп… над головой черное, точно побитое молью, небо, в дыры смотрят звезды, а может, и не звезды. Наверное, небо – сверкающий купол, на ночь кутается в старую, темную шаль для тепла. Потому что, если не укутаешься, то и не уснешь. А ночью нужно спать. Всем, даже небу… Тс…
Все ребята спят, все зверята спят, интересно, спит ли дома Казик? Нет, пожалуй, смотрит мультики. Хорошо, если только мультики, а если канал для взрослых? Никудышная она мать, хотя, если разобраться, и не мать вовсе. Не очень-то и хотелось. Не напрашивалась, а все равно теперь, хочешь не хочешь, а быть тебе, Анна Александровна, матерью. Матерью-одиночкой. Не матерью – временной нянечкой, от которой ребенок будет бегать звонить уехавшим в бессрочную командировку родителям, няня – спасательный круг, защищающий от бурь грот.
Какой там грот – погибающий корабль, каменный гончарный круг, камень на шею. Беги от нее мальчик, глупый ребенок с доверчивыми глазами. И не мама, не мачеха, и даже не добрая фея-крестная, не Мэри Поппинс досталась тебе, а Анна Александровна Григорьева, алчущая твоего клада, мечтающая обобрать несчастного сироту, утащить, утянуть, стырить, украсть твои минуты общения с родителями, урвать кусок тепла, подаренный тебе самой судьбой.
Куда ты попал, маленький принц с далекой звезды, затерянный в чужом тебе городе? Городе, где не говорят по-французски, но где столько других чудес! В городе, где к каждому ребенку может прийти новая мама, и под песочницей на детской площадке зарыт клад! Городе, где из старых допотопных будок можно позвонить на тот свет. Связаться с одноногим Сильвером и выяснить у него секрет пиратских сокровищ на острове «Сундук мертвеца», где пес Цербер засирает детские площадки, а переполненные огнем кошки караулят старые Питерские дворы!
Очнись, Казимир, воспрянь ото сна, восстань! Беги от этих людей из этого сна в сон следующий, из этого мира в мир параллельный, из этой смерти в смерть новую, в жизнь, побеждающую смерть силой любви!
Беги во имя любви и, может быть, еще добежишь.
Беги…
– Нет тут никакого Казика! И никого нет! – наконец не выдержала Анна, отмахиваясь от навязчиво втюхивавшего ей муру внутреннего голоса.
– Как нет? – Возмутился мысленный оратор.
– Нет, и не было. – Аня зарылась лицом в теплый пахнущий дымком ватник, решив не потворствовать шизе. Еще бы, обидно ведь, в кой-то век текст прет сам собой, а под руками ни диктофона, ни ноута, ни какого завалященького клочка бумаги!..
– Рукописи не горят, – шевельнулось у правого уха, обдавая Аню запахом перегара.
– А это и не рукопись! – огрызнулась она и тут же сообразила, что говорить-то ей, в сущности, не с кем. Захарыч привычно греб с закрытыми глазами, во сне, что ли, греб. В то время, как на нее снова дохнуло сивухой, да так смачно, что Аня невольно представила рядом с собой…
Впрочем, образ, возникший перед внутренним взором Анны, был настолько непоэтичным, что даже в эту волшебную ночь над водами реки Смородины, что разделяет два царства – Мертвых и Живых, – он не мог воплотиться во всем своем безобразии и бытовой гнуси.
– Константин Захарович, вы что, уснули? – зашептала Анна, пытаясь дотянуться до гребущего во сне или трансе перевозчика. Но почему-то ей это никак не удавалось. Придерживая ватник левой рукой, правой она пыталась дотронуться до колена современного Харона, но тот, каким-то неправдоподобным образом, постоянно оказывался в паре сантиметров от ее пальцев. Возможно, все дело было в том, что лодку качало на небольших волнах. Аня поднялась и, выскользнув из ватника, держась за борт лодки, сделала шаг в сторону спящего Захарыча и снова протянула руку.
