– Мы вошли в Цербер! – сказала она.
Все это выглядело не то как урок биологии для богов, не то как порнофильм, рассчитанный на планеты с разумным населением.
После того как «Плацдарм» закрепился на занятом рубеже, прошло несколько часов, и Хоури провела их рядом с Вольевой. Вместе они анализировали ход вялотекущей битвы. Своими геометрическими формами единоборцы напоминали гигантскую сферическую клетку и – карлика в сравнении с ней – конический вирус. Приходилось все время напоминать себе, что этот конус имеет размеры приличной горы, а клетка занимает целую планету.
Казалось, там вообще ничего не происходит, но это только потому, что конфликт шел на молекулярном уровне, на невидимом и почти невообразимом фронте, а поле битвы занимает какие-то жалкие десятки квадратных километров. Сначала Цербер без особого успеха пытался избавиться от врага с помощью высокоэнтропийного оружия, стремился превратить его в мегатонны атомного пепла. Новая тактика Цербера напоминала процесс пищеварения. Он не отказался от намерения раздробить «Плацдарм» на атомы, но решил сделать это методично, – так ребенок разбирает игрушку на мелкие части, вместо того чтобы расколотить ее на куски, и при этом аккуратно раскладывает детали по коробочкам, чтобы потом соорудить из них какую-нибудь фантастическую конструкцию. В этом была своего рода логика: предшествующая атаке «Плацдарма» артподготовка аннигилировала несколько кубических километров планеты, и предположительно оружие Вольевой в своем составе имело те же пропорции изотопов и элементарных частиц, что и уничтоженная в бою часть Цербера. Корабль-снаряд представлял собой огромный потенциальный резервуар материи, который вполне мог покрыть потребности планеты и избавить ее от необходимости расходовать собственные весьма ограниченные запасы. Вполне возможно, что Цербер всегда старался использовать случайно прилетевшие космические тела, чтобы восстанавливаться под непрерывным разрушительным воздействием метеоритов и космических лучей. Не исключено, что и первый беспилотный разведчик Силвеста был захвачен по этой причине – планетарным механизмом двигал элементарный голод, а не боязнь выдать себя. Цербер руководствовался слепым инстинктом, как венерина мухоловка, а вовсе не заботой о будущем.
Однако «Плацдарм» был создан вовсе не для того, чтобы его переваривали, не встречая ни малейшего сопротивления.
– Смотрите, Цербер учится у нас, – произнесла Вольева.
Сидя в рубке, она разбиралась с арсеналом молекулярного оружия, который планета выставила против «Плацдарма». Рисунки, которые показывала Вольева, выглядели бы куда уместнее на страницах учебника энтомологии: шеренги узкоспециализированных металлических жучков. Часть из них предназначалась для демонтажа и представляла собой передовую линию амарантийской обороны. Физически атакуя «Плацдарм», они отщипывали от его корпуса атомы и молекулы с помощью своих манипуляторов, разрывали химические связи. Кроме того, они вступали в рукопашные схватки с штурмовыми войсками Вольевой. Крупицы материи, которые удавалось урвать демонтажникам, передавались букашкам потолще, стоявшим во втором эшелоне. Эти создания хлопотали, как неутомимые интенданты, идентифицируя и сортируя добычу. Если это получалось легко – например, когда попадался кусочек вещества с простой структурой, – его сразу отправляли на утилизацию, каковой занимались еще более крупные фабричные жуки: они производили других букашек по зашитым в свою программу лекалам. Если же трофей имел более сложную структуру, его спешили передать еще одной «породе» жуков, которая изучала вещество на предмет его полезных свойств. Будучи найдено, такое свойство всячески исследовалось, а полученная информация также поступала к фабричным жукам. И новое поколение солдат Цербера оказывалось на йоту боеспособнее предыдущего.
– Цербер учится, – повторила Вольева таким тоном, будто узнала нечто в высшей степени интересное и столь же опасное. – Расшифровывает наши контрмеры и использует выявленные принципы для усиления своих агентов.
– Не понимаю твоего воодушевления, – сказала Хоури, откусывая от выращенного на корабле яблока.
– А что такого? Довольно изящная система. Я тоже могу учиться у Цербера, но какой смысл? То, чем он занимается, – просто методичный бесконечный процесс, в нем нет никакой творческой мысли. – Она произнесла это с искренним восхищением.
– Ага, впечатляет, – отозвалась Хоури. – Слепое воспроизводство – ничего хитрого. Но так как это происходит в миллиардах мест одновременно, нас тупо побеждают числом. Скажешь, нет? Ты вот будешь сидеть тут и ломать голову, а на конечный результат это не окажет никакого влияния. Рано или поздно Цербер разгадает все трюки, какие только есть у тебя в заначке.
– Пока еще не совсем так. – Вольева кивком указала на схему. – Думаешь, я настолько глупа, что брошу в бой наши самые совершенные методы? На войне так не делается. Ты никогда не потратишь на врага больше сил и средств, чем необходимо в данной ситуации. Это как в покере: никто не открывает слишком рано свои лучшие карты. Ты будешь ждать, пока ставки не вырастут, чтобы выиграть побольше.
И она объяснила, что оружие, применяемое пока «Плацдармом», самое устаревшее и не слишком эффективное. Илиа раскопала его голографические чертежи в военном архиве и слегка адаптировала к нынешней ситуации.
– Лет на триста устарело, – добавила она.
– Но Цербер учится.
– Верно, но технологический отрыв велик и пока остается стабильным, – возможно, именно потому, что способ использования наших разгаданных секретов лишен творческого начала. При таком подходе интуитивные скачки исключены, и амарантийская оборона может эволюционировать только линейно. С помощью древних счетов компьютерную программу не взламывают. Я могу довольно точно определить, сколько Церберу понадобится времени, чтобы достичь нашего нынешнего уровня. Сейчас он тратит примерно десять дней на каждые три-четыре часа нашего корабельного времени. Это дает нам неделю форы. Вот тогда-то и начнется самое интересное.
– А разве сейчас не интересно? – Хоури покачала головой, уже не впервые думая, что душа Вольевой для нее потемки. – Но как удается «Плацдарму» совершенствовать свое вооружение? У него что, на борту есть боевой архив?
– Нет, это было бы слишком опасно.
– Верно. Все равно что отправить солдата в тыл к противнику, нагрузив его всеми секретами, которыми располагает командование. Но как же в таком случае происходит обучение «Плацдарма»? Ты отправляешь требуемые данные, только когда они становятся необходимыми для него? Разве это менее рискованно?
– Ты права, происходит нечто в этом роде, но степень защиты гораздо выше, чем ты думаешь. Передачи кодируются с использованием одноразовых «шифровальных блокнотов». Сгенерированный случайным образом набор символов определяет те изменения, которым подвергнется каждый бит содержащейся в сигнале информации; от этого набора зависит, ноль надо добавить или единицу. После расшифровки сигнала повторить эту процедуру невозможно – для этого в точности должен быть скопирован «шифровальный блокнот». Конечно, в распоряжении «Плацдарма» он есть, но я его очень надежно спрятала – за толстенными, в несколько десятков метров, стенами из гипералмаза. Оптическая связь с бортовой шифровальной машиной тоже защищена исключительно хорошо. А в самом крайнем случае, если «Плацдарму» придется совсем туго и возникнет угроза захвата «блокнота», я просто прекращу передачу.
