Похититель Солнц молча ждал, когда Вольева начнет спрашивать. Задав множество вопросов и получив ответы, Вольева решила, что трата одного патрона будет оправданной. Она выстрелила в дисплей, и огромный стеклянный шар разлетелся на миллиард осколков. В этом же взрыве исчезло и лицо Похитителя Солнц.
Хоури и Паскаль шли кружным путем к лазарету, избегая лифтов и недавно отремонтированных коридоров, по которым легко могли передвигаться роботы. Обе держали оружие на изготовку, предпочитая палить во все, что казалось хоть немного подозрительным; доставалось и невинным теням, и пятнам на стенах.
– И что, он совсем никак не предупредил, что хочет отправиться на Цербер? – спросила Хоури.
– Нет. Он не собирался уходить так внезапно. Вернее, вчера мне что-то показалось, но я постаралась его отговорить.
– А что теперь ты о нем думаешь?
– Что ты хочешь услышать? Он мой муж, и мы любим друг друга. – Сказав это, Паскаль чуть не упала; Хоури едва успела ее подхватить. Паскаль смахнула слезы с покрасневших глаз. – Ненавижу его за то, что он сделал. На моем месте и ты ненавидела бы. И я не понимаю его… но все равно люблю. Постоянно думаю: а вдруг он уже умер? Это ведь возможно, да? А если и нет, то где гарантия, что я его увижу?
– Там, куда он отправился, не слишком безопасно, – произнесла Хоури и тут же подумала: но намного ли опаснее, чем сейчас на корабле?
– Да, я знаю. Думаю, он даже не подозревает, какой опасности подвергает и себя, и всех нас.
– Твой муж – не какой-нибудь безвестный обыватель. Это сам Силвест! – Хоури напомнила спутнице, что до сих пор жизнь Силвеста представляла собой череду невообразимых удач. – Было бы странно, если бы фортуна покинула его в тот час, когда до цели всей его жизни рукой подать. Вдобавок он ловкач каких поискать – есть шанс, что и на этот раз выкарабкается.
Панегирик хоть и немного, но успокоил Паскаль.
Только после этого Хоури рассказала ей о гибели Хегази и о том, что корабль, по всей вероятности, вознамерился уничтожить всех, кто еще остался на борту.
– Садзаки здесь не должно быть, – сказала Паскаль. – Я хочу сказать, что у него есть дело поважнее, чем валяться в лазарете. Ведь Дэн не знает, как добраться до Цербера. Поэтому он нуждается в помощи кого-то из вас.
– Вот и Вольева так думает.
– Зачем же мы сюда пришли?
– Видимо, Илиа ждет подтверждения своих предположений.
Хоури сильным толчком отворила дверь, ведущую в лазарет из частично затопленного короткого коридора. Одновременно она успела отвесить ловкий пинок крысе, очутившейся на пороге. В клинике стоял необычный запах. Ана сразу насторожилась.
– Паскаль, что-то здесь не так.
– А что полагается говорить в таких случаях? «Иди, я прикрою»? – Паскаль держала маломощный лучевик наперевес, причем выглядела так, будто не была уверена в своем умении с ним обращаться.
– Да, – кивнула Хоури. – Прикрой меня. Совсем неплохая мысль.
Она двинулась вперед, водя перед собой стволом плазмобоя.
Когда Хоури вошла в лазарет, тот отреагировал на ее присутствие, усилив освещение. Хоури в свое время навещала здесь раненую Вольеву; она считала, что неплохо запомнила планировку.
Прежде всего она взглянула на кровать, где должен был лежать Садзаки. Над изголовьем висел набор шарнирных и откидных медицинских сервомеханизмов – этакая стальная рука с множеством когтистых пальцев. И все они были покрыты кровью. Успевшая загустеть, она напоминала восковые натеки.
– Паскаль, не надо сюда…
Но Паскаль уже успела увидеть то, что лежало на кровати под инструментами. Постель тоже была в крови. Разглядеть, где кончался Садзаки, а где начинались его выпотрошенные внутренности, представлялось почти невозможным. Он чем-то напоминал капитана, но вместо серебряного цвета здесь господствовал красный. Как будто художник нарисовал на одну и ту же тему две картины, но в разных тонах. Две половины одного страшного диптиха.
Грудь трупа была раздута, она высоко вздымалась над постелью, будто по телу Садзаки бежали гальванические токи. Но сама грудная клетка была разодрана. На дне рваной раны, тянувшейся от грудины до лобка, запекалась кровь; как будто чудовищная ручища разорвала Садзаки почти пополам и вытащила все внутренности. Скорее всего, так и было.
Возможно, это произошло, когда триумвир заснул. Пытаясь удостовериться в этом, Хоури вгляделась в его лицо. Но различить выражения не удалось – слишком много крови.
Нет, Садзаки почти наверняка не спал.
Хоури почувствовала, как сзади приблизилась Паскаль.
– Я уже видела смерть, – сказала та. – На моих глазах убили отца.
– Но такого тебе видеть не приходилось.
– Ты права, – ответила Паскаль.
И тут грудь Садзаки будто взорвалась. Из нее что-то вылетело, неразличимое в фонтане крови, – а миг спустя плюхнулось на окровавленный пол и помчалось прочь, волоча за собой похожий на червя голый хвост.
И тут же еще три крысы высунули из Садзаки острые морды, раздувая ноздри и злобно тараща на Хоури и Паскаль черные бусины глаз. Эти зверьки тоже выскочили из разверстой груди мертвеца, шлепнулись на пол и последовали за первой крысой. Все они моментально скрылись в темном углу комнаты.
– Давай-ка сматываться, – сказала Хоури.
Не успела она договорить, как что-то сдвинулось. Стальная рука со слепящей быстротой устремилась к ней и схватила парой кривых, как клешни, с алмазными резцами инструментов, да так ловко, что она успела лишь пронзительно взвизгнуть. Клешни терзали куртку, а Хоури, напрягая все силы, пыталась вырваться из стального капкана.
Ей удалось высвободиться, но машина успела вцепиться в плазмобой и мощным рывком выдернула из рук. Хоури рухнула на пол, в жидкую грязь, успев заметить, что ее куртка в крови Садзаки. А вот несколько пятен поярче – это уже ее собственная кровь.
Хирургическая машина держала плазмобой на виду, как бы хвалясь захваченным трофеем. Парочка наиболее ловких манипуляторов начала ощупывать клавиши управления и поглаживать кожу приклада; аппарат явно испытывал при этом садистское наслаждение. Манипуляторы наводили ствол на Хоури.
Паскаль подняла свой лучевик и разнесла всю установку. Измазанные кровью металлические фрагменты рассыпались по останкам Садзаки. Плазмобой Хоури шлепнулся в слизь обугленным, от него шел зловонный дым, из разбитого корпуса вылетали голубые искры.
Хоури поднялась с пола, всем телом ощущая кровь и грязь, в которой успела выпачкаться с головы до ног.
Безнадежно испорченный плазмобой злобно жужжал, искры сыпались все гуще.
– Сейчас взорвется! – крикнула Хоури. – Бежим!
Они повернули к двери и только спустя секунду сообразили, что путь к отступлению отрезан.
