Затыкать рот Мадемуазели, когда она настроилась поговорить, – все равно что гнать от себя привязавшийся мотивчик. Деваться от ее поучений было некуда.
– Слушай, – долдонила Мадемуазель, – если мои контрмеры провалятся, то не возникнет ли у тебя потребность выдать меня ей?
– У меня уже был такой соблазн.
Мадемуазель бросила на Хоури косой взгляд, и та почувствовала мимолетное удовлетворение. В некоторых отношениях Мадемуазель – вернее, ее имплантированная в мозг Хоури личность – казалась всеведущей. Но сверх знаний, заложенных в имплантат изначально, он сейчас может получать только то, что пропускает через свои органы чувств Хоури. Или она даже в отсутствие Аны набирается ума, подключаясь к бортовым коммуникациям? Вряд ли такое возможно без риска попасть под надзор следящих систем.
– Вольева убьет тебя. Она убила своего последнего стажера. Говорю это на случай, если ты сама еще не поняла, с кем…
– Возможно, у нее были достаточно веские причины.
– Ты о ней ничего не знаешь, впрочем, как и обо всех других. Я тоже не знаю. Мы еще даже с капитаном не познакомились.
Вот с этим не поспоришь. Имя капитана Бреннигена несколько раз всплывало в разговорах, когда Садзаки или кто-нибудь другой проявлял неосторожность в присутствии Хоури, но обычно эти люди не говорили о своем командире. Ясно, они же не были ультра в полном смысле этого слова, хоть и старались изо всех сил создать противоположное впечатление. Даже Мадемуазель обманули. Они отлично поддерживали свое реноме, соблюдая все обычаи торговцев – ну точно заправские ультра.
Однако что же прячется за этим фасадом?
«На борту нужен артиллерист», – сказала Вольева сразу. А теперь Хоури повидала кое-какое оружие из имеющегося на корабле. Вообще-то, слухи насчет того, что у торговцев бывает секретное вооружение, ходили всегда. Якобы оно им необходимо, чтобы успокаивать задиристых клиентов, а то и для пиратских действий против других кораблей. Только артсистемы, которые видела Ана на тайном складе, выглядели слишком мощными, чтобы применять их в мелких стычках, тем более что корабль имел на борту достаточно конвенционного оружия, чтобы с легкостью решать обычные проблемы торговцев. Тогда для чего такой арсенал?
Возможно, Садзаки держит в голове какой-нибудь план дальнего прицела, думала Хоури, и это ее тревожило. Не менее тревожным было и предположение, что никакого плана вообще нет, а загадочные артсистемы Садзаки просто возит с собой, дожидаясь повода применить их. Ну, как хулиган, который шляется по округе с ножом, всегда готовый пустить его в ход.
Неделями Хоури создавала и разрушала различные гипотезы, но так и не нашла достаточно правдоподобную.
Конечно, ее беспокоил не только военный аспект. Она же сама была солдатом, война для нее привычная среда обитания. И хотя Хоури допускала существование иных, менее жестоких граней бытия, война оставалась чем-то родным и близким. Однако приходилось признать, что боевые действия, знакомые ей по Окраине Неба, не шли ни в какое сравнение с теми, в которых могло бы пригодиться оружие с тайного склада.
Хотя Окраина Неба была достаточно тесно связана с межзвездной торговой сетью, средний технологический уровень сражающихся сторон в его войнах на века отстал от уровня технологий ультра, которые иногда становились на околопланетную орбиту. Легко можно было выиграть кампанию, купив у ультра хоть одно орудие. Но таких орудий мало, цены на них огромны, да и обслуживание обойдется дорого.
В истории этой колонии даже ядерное оружие было применено всего несколько раз, и то задолго до рождения Хоури. Она насмотрелась ужасов на войне, потом являвшихся ей в кошмарах, но никогда не видела оружия, способного вызвать мгновенную гибель целой планеты. А пушки Вольевой были еще мощнее.
И возможно, их уже пару раз пускали в ход. Судя по намекам Вольевой, это могли быть пиратские рейды. Ведь существует немало слабозаселенных планетных систем, лежащих в стороне от торговых путей, где врага можно уничтожить начисто и никто ничего не узнает. Причем некоторые из этих гипотетических врагов могут быть так же аморальны, как любой из членов команды Садзаки. Их прошлое может быть замарано актами самой невероятной жестокости. Тогда… да, тогда вполне вероятно, что кое-что из содержимого тайного склада было испытано в подобных ситуациях. Но Хоури подозревала, что это делалось не в миссионерских целях, а для самозащиты или для тактического удара по врагу, чьи ресурсы команде «Ностальгии» были нужны позарез. Самые тяжелые орудия вряд ли были испытаны.
Что дальше планируется делать с этим оружием, на что обрушить их мощь, способную губить целые миры, – пока неясно, может быть, и самому Садзаки. Возможно также, что решающее слово принадлежит не ему. Садзаки все еще служит капитану Бреннигену.
Кто бы ни был этот таинственный капитан.
– Добро пожаловать в ЦАП, – сказала Вольева.
Сейчас они находились где-то посередине корабля. Вольева дистанционно открыла люк в потолке, выдвинула из него складную металлическую лестницу и жестом велела Хоури лезть.
Вскоре голова Хоури приподнялась над полом большой сферической комнаты, набитой всевозможными механизмами; в их конструкции доминировали кривые линии и суставные сочленения. В самом центре этого серебристо-голубоватого нимба стояло почти прямоугольное черное кресло с балдахином, испещренное блестками приборов, к которым было подсоединено хаотичное на вид сплетение проводов. Кресло опиралось на несколько изящных гироскопов, позволявших ему перемещаться независимо от движения корабля. Провода от кресла шли к скользящим контактам, передающим ток между концентрическими слоями сферы, и собирались снаружи в толстенный, с человеческое бедро, кабель. В помещении резко пахло озоном.
Любому устройству на вид смело можно было дать несколько столетий, а некоторые выглядели и куда древнее. Но ухаживали за ними явно на совесть – они просто сверкали чистотой.
– Стало быть, ради этого тут все понастроено?
Хоури пролезла через люк и между изогнутыми ажурными конструкциями скользнула к креслу. При всей своей массивности оно как будто сулило надежность и уют. Хоури не справилась с соблазном и скользнула в него, позволив черной бархатной громаде обнять себя под тихое пение сервомеханики.
– И как ты себя чувствуешь?
– Будто я здесь не первый раз. – Ответ Хоури прозвучал глуховато из-за тяжелого шлема, опустившегося ей на голову.
– А это так и есть, – ответила Вольева. – Ты была тут, но до того, как пришла в себя. Имплантат, помещенный в твой мозг, тоже знает дорогу сюда, да и с ЦАПом он знаком.
Вольева говорила правду. Хоури ощущала это кресло как мебель, среди которой выросла, как вещь, на которой ей знакома каждая царапина, каждая складочка. Она была спокойной и бодрой, словно после долгого отдыха; ей хотелось что-то сделать, как-то использовать силу, получаемую от кресла. Это желание росло с каждой секундой.
– Я могу отсюда управлять орудиями с тайного склада? – спросила она.
