– Шеболок Екатерины Петровны – в девичестве. А по мужу она стала Казарян.
– Ее муж был армянином?
– Да. – Сергей Дмитриевич посмотрел в свои записи. – Казарян Ашот Арутюнович. Когда он женился на Шеболок, ей было двадцать шесть, а ему – шестьдесят девять.
– Сорок три года разницы? – удивилась я. – Какой же сильной должна быть любовь, что и возраст – не препятствие?!
– Да, похоже, именно от этой «сильной любви» меньше чем через год молодожен умер. У него осталась посредническая фирма по закупке-продаже фруктов с Кавказа. Ну, там, апельсины, мандарины, лимоны… Шеболок ее продала, и, похоже, на эти деньги они и открыли модельное агентство.
– Которое, как я предвижу, просуществовало недолго.
– Да, года полтора.
– А почему оно закрылось, вы можете мне сказать?
– Темная история. Похоже, там случился какой-то скандал. Но подробности мне раскопать не удалось.
– Значит, именно этим мне и предстоит заняться.
– Полина, зачем ты роешь под это агентство? У тебя есть заказ?
– Нет, Сергей Дмитриевич, просто я совершенно случайно познакомилась на кладбище с женщиной, у которой недавно убили дочь. Девочка занималась в этом модельном агентстве. Кстати, после того, как ее отец сходил туда, его нашли на улице сильно избитым. Он сейчас в больнице, в тяжелом состоянии.
– Так ты по своей личной инициативе занимаешься этим расследованием?
– Да.
– В милицию родители девочки обращались?
– И не один раз. Отовсюду их выставляли. Следователь нашел какого-то бомжа, который почему-то взял ее убийство на себя. А следователь повышение получил. Зачем ему теперь копаться в этом, искать настоящего убийцу? Все легко и просто – и дело раскрыто, и новое звание в кармане. Точнее, на погонах.
– Да, знакомая картина. Ну, хорошо, мисс, работайте! И помни, Полина, на мою помощь ты всегда можешь рассчитывать.
Я поблагодарила дядю Сережу и ушла. Сидя в машине, я еще раз прокрутила в голове все, что мне стало известно по этому делу. И еще раз убедилась в правильности принятого мною решения. Подружки эти, похоже, далеко зашли! Кто-то ведь должен их остановить…
И этим человеком стану я, мисс Робин Гуд, как называет меня дядя Сережа.
* * *
Я ходила по Деревне и высматривала кого-нибудь из местных обитателей. Мне предстояло найти дом, в котором жила Оля Кравченко, победительница конкурса красоты, якобы уехавшая в Париж. Странное это место – Деревня! Вокруг стоят большие новые дома, а эти избушки-развалюшки еще не успели снести. Цивилизация наступала на них со всех сторон, а они все держались – таким крошечным островком самобытности.
Во дворах было безлюдно. То ли хозяева сидят по домам, то ли они еще не пришли с работы. Наконец в одном дворе я заметила женщину с ребенком, Она держала его на одной руке, а другой снимала белье, просто сдергивая его с веревки, и бросала в таз. Я подошла поближе к забору.
– Извините, – крикнула я, – вы не скажете, Оля Кравченко в каком доме живет?
Женщина перестала сдергивать белье, повернулась и посмотрела на меня каким-то равнодушным взглядом.
– Даже не знаю, – пожала она плечами. – Вот в этих, ближайших от нас, точно не живет. А сколько ей лет?
– Пятнадцать-шестнадцать.
– Не, такой нет. Ищите вон в тех домах, – показала она рукой.
Я поблагодарила и пошла в указанном ею направлении. В тех домах Оли тоже не числилось. Только через полчаса мне показали дом, в котором такая девочка жила вместе со своей полуглухой теткой. Я долго стучала в калитку, пыталась открыть ее, но все мои попытки вызвать хозяйку были тщетными. Мне что здесь, до ночи стоять?
Наконец тетка вышла во двор и направилась к грядкам с помидорами. Я закричала через забор:
– Женщина! Оля Кравченко здесь живет?
Ноль внимания. Только после третьего окрика – во всю мощь моих легких – та подняла голову и посмотрела на меня.
– Чиво? – спросила женщина.
Мне пришлось в четвертый раз повторить свой вопрос, причем так громко, что меня, похоже, услышала вся Деревня. Тетка подошла к калитке:
– Кого вы ищете? – спросила она.
– Олю, Олю.
– Дак нет ее тута! – громко сказала женщина.
– А вы – ее тетя?
– Да, Пелагея Петровна я. – Женщина кричала, очевидно, считая меня такой же глухой, как и она сейчас. Со стороны это, наверное, выглядело забавно: две женщины вопят через калитку, стоя в двух шагах друг от друга.
Наконец до хозяйки дошло, что я не воровка и меня можно пустить во двор. Она открыла калитку.
– Зачем тебе Ольга? Ты кто такая?
– Я из модельного агентства.
– Дак, эта савраска уехала, она тута больше не живет.
– А куда она уехала?
– Чиво?
– Куда уехала, говорю?! – надрываясь, проорала я.
– С хахалем уехала. В какой город, не знаю, название-то она мне сказала, такое чудное…
– В Париж?
– Не! На каланчу похоже… Щас! – Женщина ушла в дом, а я обрадовалась небольшому отдыху, а то от издаваемых мною криков у меня даже в горле запершило.
Тетя вскоре появилась, и, к моей большой радости, у нее в ухе появился слуховой аппарат. В руке она держала бумажку.
– Ко-лом-на, – прочитала она, – вот куда она уехала.
– Адреса ее у вас нет? Точного?
– Не оставила. Сказала, сама мне напишет.
– Пишет? Много писем от Оли пришло?
– Ни одного пока. Да и чего ей писать? Как сошлась она с хахалем, да и живут в грехе, нерасписанные. А я и рада, что она уехала, нахлебницей она у меня была! Родители Олькины померли, навязали ее мне на шею. Я стара уже – нахлебников-то держать! Дай бог себя прокормить! Уехала – и черт с ней! Непутевая она девка была, ни в огороде помочь, ни в доме… Все только морду красила да перед зеркалом вертелась!
Пелагея Петровна все ворчала себе под нос, хотя я уже попрощалась с ней и ушла. Мне было ясно одно: ни в какой Париж Ольга не уехала. С кем и куда она двинулась – это вопрос другой. Но – не в Париж! Почему-то именно так я и думала.
* * *
Загримировалась я довольно быстро. Хотя передо мной и не было фотографии Фадеевой Варвары, журналистки газеты «Горовск сегодня», тем не менее, я четко запомнила, как я красилась в прошлый раз. Черный парик, черные брови, этот отвратительный бордовый цвет помады, очки… Из одежды главное – джинсы и бейсболка.
Через час я поднималась по ступенькам модельного агентства. Охранник шагнул было навстречу, но, к счастью, он меня узнал.
– Здравствуйте! – восторженно вскрикнула я.
