Сразу за входной дверью располагалось большое фойе, от пола до потолка отделанное деревом. Вообще внутри вся дача оказалась отделана под деревенскую избу, только доски и вся мебель были покрыты хорошим лаком, он придавал дереву золотистый оттенок. Мебель, похоже, старинная, отреставрированная. Горка для посуды, старые кресла-качалки, большой дубовый стол – все словно из девятнадцатого века.
Небаба повел меня на второй этаж по лестнице с красивыми резными балясинами. Я чувствовала себя, как в купеческом доме: вроде все деревянное, но это не изба – все очень добротное и дорогое. На втором этаже – огромный каминный зал. Возле камина, отделанного изразцовой плиткой, на полу лежала шкура белого медведя.
– Мы сядем прямо на эту шкуру! – восторженно закричала я. – А продукты куда?
– А для продуктов… – Небаба подкатил низенький столик на колесиках. – Вываливай из сумки, чё там есть пожрать! – приказал мой кавалер и достал из старинного буфета тарелки и прочую посуду, по большей части, правда, современную.
Пока я сервировала столик, раскладывая на нем курицу-гриль, нарезанный ломтиками бекон, красную рыбу, фрукты и прочую снедь, Небаба открыл бар, замаскированный под старинный сундук. В нем оказался большой выбор спитного: пара бутылок шампанского, пара – коньяка, три бутылки водки, причем все – разные, и три-четыре бутылки вина…
– Ого! – не удержалась я. – Котик, а ты запасливый! Какой ты молодец!
– Чё бушь хлебать? – спросил «Котик».
– Шампанское! Я же сказала: сидеть с тобой у камина…
– Все, умолкни! Шампунь так шампунь.
Небаба достал бутылку, и мы уселись на медвежью шкуру. Я погладила рукой теплый упругий ворс:
– Настоящая?
– Обижаешь! Здесь все настоящее! Все из сосны, лак норвежский – чемодан бабла отдал. И мебель…
– А что мебель? – не поняла я.
– Настоящая. Реставратору тоже кучу бабла отвалил. Девятнадцатый – максимум начало двадцатого века!
– О-о-о! Котик, уважаю: ты у меня эстет!
– Чего?
– Прекрасное любишь.
– Го! Кто ж его не любит?! Давай фужер, «шампунь» пить будем.
Котик откупорил бутылку «Советского шампанского».
– Котик! А шоколадка есть? Не могу пить шампанское без шоколада!
– А ты, гляжу, баба избалованная! «Шампани» тебе подавай, шоколад, камин, ё-моё! Попробуй только сегодня сбеги – закопаю, на хрен!
Небаба пошел к холодильнику, а я достала из бюстгальтера таблетку быстродействующего снотворного. Ариша, вручая мне упаковку, предупредил: «Действует быстро, но недолго. Будь осторожна! Что задумала, делай поскорее, не то он проснется…» Я опустила таблетку в фужер своего Котика.
Он вернулся с плиткой шоколада, бросил ее мне на колени.
– Держи, сластена!
Мы подняли бокалы.
– За нас! – рявкнул Небаба. Похоже, на другие тосты у него просто не хватало ума.
– За тебя, Пахомушка, за тебя, мой Котик! Будь красив и богат!
Мы выпили. Я попробовала не допить свой фужер, но Небаба быстро «просек» мою уловку и потребовал – «хлебать досуха». Зато мой тост так ему понравился, что он тут же налил нам по второму бокалу.
– Ну-ка, выдай еще нибудь-чего! Блесни красноречием.
Я быстро откусила кусочек шоколадки и заже-вала.
– Хеках, хъем…
– Го! Ты чё, в натуре, шоколад никогда не хавала?
Я прожевала и проглотила кусок шоколада. Мне требовалось плотно и калорийно поесть, чтобы не пьянеть.
– Давай, Чебурашка, скажи речь! – потребовал Небаба и поднял свой фужер.
– За то, чтобы у тебя все было и тебе за это ничего бы не было! – с вдохновением сказала я.
– Го! Ну, ты прям Цицерот! – обрадовался Небаба и залпом опрокинул свой фужер. Наверное, он имел в виду оратора Цицерона, догадалась я, но вслух ничего не сказала.
Вскоре я поняла одну вещь: Небаба весьма косноязычен. Вернее, он прекрасно говорил, но удавались ему только нецензурные выражения, ругательства и угрозы. Если же надо было произнести что-то нормальным языком, без мата, или что-нибудь красивое вроде тоста, он не мог связать и двух слов. Но люди, умеющие говорить красиво, вызывали в нем восторг.
Каждый раз, наполняя фужеры, Небаба просил меня сказать что-нибудь. И мне приходилось вспоминать различные тосты и заздравные речи. Я чувствовала себя тамадой на свадьбе.
– Если ты пришел к другу и сказал ему: «Пойдем!» – а друг спросил: «Куда?» – не ходи с таким другом никуда! Так выпьем за настоящую дружбу!
– Го! Во, блин, Цицерот! – кричал распалившийся Небаба. – Ты этот тост мне запиши, я его… того… выучу!
«Ума не хватит!» – подумала я.
Шампанское закончилось. Небаба пошел к сундучку-бару за второй бутылкой. Мне надо тянуть время, пока не подействует снотворное, при этом моя задача – не захмелеть самой.
Вторая бутылка шумно стрельнула пробкой в потолок.
– Тост! Давай, Лола! Базарь, ё-моё…
Котик был еще достаточно бодреньким. Приходилось мне вспоминать все новые тосты.
– …Так пусть в вашем доме всегда будет место и богатству, и здоровью, и счастью!
– Во, блин, как! – восхищался Небаба. – Конкретный тост, братаны! Выпьем!
Шампанское Небаба пил, как воду. Я иногда умудрялась выливать содержимое своего фужера под столик, прямо на шкуру белого медведя. А куда было деваться!
– Давай новый тост!.. Слушай, коза! Я тебя братанам покажу! Пусть пацаны послушают нормальные тосты, а то у них только – «За нас» пьем, да – «Будем, пацаны!».
– Как скажешь, Котик! – мурлыкнула я, а про себя подумала: да когда же ты уснешь, черт тебя возьми?! Шампанское в меня уже не лезет!
Я встала со шкуры:
– Пахом, а где у тебя туалет? Надеюсь, не на улице?
Небаба показал рукой вниз, на первый этаж. Я спустилась в фойе и в его дальнем углу нашла туалет. Здесь все было отделано кафелем «под мрамор». Раковина, унитаз и душевая кабина – все белоснежное. Кто же здесь убирается, наводит чистоту и порядок? Уж точно не жена Небабы. Может, они привозят сюда домработницу, скажем, раз в неделю?
На хромированном крючке висело полотенце цвета кофе с молоком. Я вымыла и вытерла руки и прислушалась. Наверху было тихо. Может, он уснул наконец? Эх, посидеть бы здесь подольше и выйти, когда Небаба захрапит, как кавалерийская лошадь! Я постояла у двери пару минут, прислушиваясь, потом осторожно открыла дверь. Пройдя через фойе, ступила на лестницу. Мои босоножки остались наверху, я нащупывала босыми ногами деревянные лакированные ступени и поднималась все выше. Вот и второй этаж. В каминном зале на шкуре белого медведя сидел Небаба и мутными глазами смотрел на меня. Я медленно приблизилась к нему. Почему-то мне захотелось забрать свои золотые босоножки, стоявшие на краешке белой шкуры. Я потянулась к ним рукой, как вдруг Небаба захлопнул веки и повалился лицом вниз, угодив прямо в мои босоножки носом. Он шмякнулся, как подушка, и лежал, не шевелясь. Я подождала минуту и тронула его за плечо:
