Лин готова была услышать, как он станет выговаривать Лоцману. Но когда он заговорил, она не поняла ни одного его слова. Но пес, по-видимому, понимал, потому что весь напрягся и бешено замахал хвостом. Когда Бен договорил, пес выбежал из спальни и пронесся по коридору к входной двери.
— Что ты ему сказал? На каком языке?
Бен поднялся и прошел мимо нее:
— На волчьем.
9
ВЕРЕВКА, СПЛЕТЕННАЯ ИЗ ТУМАНА
По тротуару шагали мужчина, собака и две хмурые женщины. Одна из женщин была привидением, мужчине следовало давно умереть, собака прежде была подружкой того, кому надлежало быть покойником, а вторая женщина, высокая, была ни в чем не повинна, но ей выпало несчастье любить этого мужчину.
Они не прекращали расспрашивать его, как ему это удалось.
— Как ты узнал, где мы?
— Как ты смог вернуться сюда без моего ведома?
— Где ты обучился волчьему языку?
Бен не обращал на них внимания и продолжал идти. Он не знал ответов на все эти вопросы, так что решил, что лучше молчать, в надежде, что такое его поведение заставит их по крайней мере какое-то время думать, будто он знает, что делает.
Поняв, что он не собирается с ними заговаривать, женщины начали беседовать между собой. Фатер, естественно, не знала, что эта низенькая женщина, шагавшая рядом, наблюдала за ней много месяцев. Она не знала, что Лин могла бы составить впечатляюще длинные списки того, что нравится Фатер Ландис, и того, что ей не нравится, или что Лин была в нее влюблена, в результате чего изучала ее так же, как ревностные католики изучают катехизис.
Теперь, когда Лин могла на самом деле говорить с Фатер, ее распирало от желания поведать ей уйму вещей и задать миллион вопросов, которые она копила с того незабываемого мгновения, случившегося несколько месяцев назад, когда она посмотрела на эту высокую женщину, сидевшую в кресле с книгой в руках, и со сладостным ударом сердца поняла, что любит ее больше всего на свете.
— Вы в самом деле не знаете, что случилось с Даньелл? — спросила Фатер, быстро шагая вперед.
— Нет. Я занимаюсь Беном. — Лин изо всех сил старалась не отстать, потому что ноги у нее были гораздо короче.
— Что вы имеете в виду под «занимаюсь»?
— Я знаю только то, что происходит с ним. Я могу читать только его мысли.
Лин не упомянула о том, что может видеть будущее других людей, как она сделала в тот день, когда впервые увидела Фатер и проверила, сколько еще предстоит прожить этой женщине.
— Тогда о чем он думает сейчас? Почему не отвечает на наши вопросы?
— Он пытается понять, как спасти Даньелл, — солгала Лин.
Ей не хотелось расстраивать Фатер. Горькая правда состояла в том, что после возвращения в это время Лин больше не могла читать в сознании Бена.
Да, то, что теперь она могла общаться с Фатер, стало сном, обратившимся в явь, но в этом не было ее заслуги. Как могла она, привидение, помочь Бену, если теперь знала о том, что творилось у него в голове, не больше, чем его бывшая подруга?
— Если вы привидение, то почему я теперь вас вижу? И почему понимаю, что говорит Лоцман?
Услышав свою кличку, произнесенную вслух, пес повернулся посмотреть, не надо ли чего-нибудь Фатер.
На эти вопросы Лин тоже не знала ответов, но могла предположить и постараться, чтобы ее доводы звучали убедительно.
— С тех пор как Бен отказался умирать, с ним и вокруг него происходит все больше и больше странных вещей. Ничто в мире больше не устойчиво, ничто не стабильно. То, что вы сегодня меня видите и понимаете, что говорит ваша собака, завтра может измениться. Мы вроде как все находимся в его силовом поле, но оно нестабильно. На нас воздействуют все перемены, происходящие с Беном.
В нескольких футах впереди Бен спросил у Лоцмана:
— Ты знаешь, что тебе делать, когда мы туда придем?
Пес ничего не сказал.
— Лоцман!
— Я полагал, что это утверждение, а не вопрос, — сварливо проворчала собака.
Понимая недовольство Лоцмана, Бен сказал более мягко:
— Я бы сделал это сам и оставил тебя дома, но я не знаю, как разговаривать с верцами.
Пес продолжал молчать. Потом Лоцман решил, что ему таки надо что-то сказать.
— Знаешь, там могут быть жуткие чудища. — (Бен кивнул.) — Там могут быть монстры, убийцы и всякие смертельные штуковины. Но ты все равно заставляешь меня идти, и это несправедливо. Я все-таки слишком стар. Я думал, что мы друзья.
— Пойми, Лоцман, — ты здесь единственный, кто может говорить с верцами.
— А она не может? — Оба понимали, что Лоцман имеет в виду Лин.
Подавшись вперед, Бен понизил голос, чтобы его мог слышать только пес.
— Она больше ничего не может. Но еще не знает об этом.
— Что ж, спасибо за то, что поделился такой обнадеживающей информацией. Теперь я чувствую себя в гораздо большей безопасности.
Ответа у Бена не было. Что он мог сказать псу?
— Итак, хозяин, давай подытожим: у тебя есть бесполезное привидение, старый пес и подружка, которая ничего во всем этом не понимает. Так же как и ты, так что ты тоже бесполезен. И все же нам, четверым неудачникам, надлежит идти и спасать Даньелл от того, что ей грозит.
— Может, их там не будет, чудовищ, когда мы туда придем.
Лоцман задумался.
— Отлично. Хочешь войти первым?
Поскольку Бен старался не смотреть псу в глаза, он первым заметил на улице розовый туман, двигавшийся в их направлении. Это было замечательное зрелище: абсолютно карамельно-розовый туман, катящийся и плывущий по тротуару на уровне лодыжки.
— Черт, а это что еще?
Лоцман увидел туман и застыл с задранной в воздухе правой передней лапой. Женщины ничего не увидели, хотя после восклицания Бена обе повернулись в том же направлении.
— Что там? Что вы видите? — спросила Лин.
Лоцман не знал, что сказать. Стоит ли говорить правду, говорить, что приближающийся к ним туман есть не что иное, как рак? Что если он остановится и окутает кого-то из них, тот будет обречен?
Бен со своим новым повышенным восприятием туман видел, но не знал, что это такое. Как может существовать нечто подобное? Розовый туман? Почему же он до этого не видел его ни разу в жизни?
— Куда ты смотришь, Бен? — спросила Фатер.
— Ты что, не видишь?
— Видишь что? — спросила Лин.
— Туман, розовый туман, вон там.
Фатер посмотрела на Лин. Лицо у привидения было обеспокоенным, потому что она-то, конечно, знала об этом тумане, но сама его не видела.
