Самый прекрасный момент наступил незадолго до отбоя, когда на Ллойда внезапно снизошло озарение и он поведал всем о своих прежних спусках по Колорадо, когда туристы носили парусиновые кеды и обрезанные джинсы вместо шортов, когда не было такой штуки, как крем от загара, а плотину в Глен-Каньоне еще не построили. Вода была теплее и игривее, тамариск — не такой высокий, рев реактивных двигателей не оглашал окрестности, а ночью, если было прохладно, разводили костер и засыпали под потрескивание горящих сучьев, искры поднимались к звездному небу над скалами.
* * *
Только Сьюзен было нелегко. Хотя она ощутила, что повседневная рутина сделалась легче, ее не покидала усталость. Может быть, это скука? Иногда все пороги казались ей одинаковыми, а стены каньона как будто смыкались. Неужели она единственная, кого утомили красоты Колорадо?
Вино казалось Сьюзен безвкусным, оно всегда было недостаточно холодным, а кофе напоминал жидкую грязь. Честно говоря, она устала жить в палаточном лагере. Все храпели, а матрасы были слишком тонкие, так что каждое утро она просыпалась с онемевшими плечами, с ноющей шеей, с болью в пояснице, не проходившей даже после того, как Дикси научила Сьюзен некоторым упражнениям. Вокруг были скорпионы, красные муравьи и гремучие змеи.
Сьюзен тащила как-то сумку к плоту, и тут вдруг до нее дошло. Ведь скоро все закончится. Она что, забыла? Через пять дней конец жаре, она войдет в прохладный номер отеля, где будет настоящая кровать с подушкой, матрасом и свежими простынями, а еще — холодильник. В шкафу найдется чистый халат, а в холодильнике вино. Сьюзен встанет под горячий душ и смоет с себя двенадцатидневные отложения грязи.
— Интересно, как гиды все это выдерживают? — спросила Сьюзен у Джил вечером. Они сидели на корме плота Дикси и бездельничали. Питер греб, а Дикси время от времени давала ценные указания.
— Что выдерживают? — поинтересовалась Джил.
— Ну как им удается сохранять энтузиазм? Я бы не смогла проделать это путешествие дважды, не говоря уже о ста двадцати пяти спусках!
— А я бы охотно тут поселилась, — призналась Джил. — Ни прачечной, ни магазинов, ни парковок…
Несколько дней назад Сьюзен согласилась бы с ней, но только не теперь. Ей хотелось вымыться. Хотелось увидеть улицу, обсаженную кленами.
— Мне недостает привычной постели, — призналась она. — И матраса. Какая прелесть. Я уж не говорю о кондиционере в тихой комнате, в которой я одна…
— Но разве вы с Эми плохо проводите время? — удивилась Джил.
— Эми не хочет иметь со мной абсолютно никаких дел.
Джил не ответила, и Сьюзен ощутила досаду: она надеялась, что подруга поделится каким-нибудь откровением относительно Эми.
— Эми охотнее проводит время с Питером, — продолжала Сьюзен.
— Но разве это плохо? В конце концов ей семнадцать. Она хочет общаться с ровесниками.
— Ровесниками? Ему двадцать семь.
«И он непрерывно угощает ее пивом, — добавила Мать-Ехидна. — Если бы Эми не была такой толстой, я бы подумала, что он не прочь ее соблазнить».
Сьюзен почувствовала, что у нее слезятся глаза. Она осторожно извлекла линзы.
— Что случилось? — спросила Джил.
Сьюзен горестно улыбнулась. Трудно объяснить. Из-за того, что ей в голову приходили такие мысли, она чувствовала себя ужасной матерью. Возможно, мать двоих детей из Солт-Лейк-Сити ее поймет — здесь, на реке.
— Ты представляла себе своих детей, когда была беременна? — спросила она.
— Конечно! Они всегда были похожи на меня…
Сьюзен невольно засмеялась: братья Компсон ничуть не походили на мать — они были белокожими и светловолосыми, а Джил — смуглой, с темными волнистыми волосами.
— Я представляла себе маленькую девочку с короткой стрижкой и челкой, — призналась Сьюзен. — Она будет хорошо петь. И мы отправимся путешествовать на машине. Еще она будет мечтать о лошадке…
— Не знаю насчет пения, но, судя по всему, лошадка так и осталась мечтой?
— Вместе с танцами, баскетболом и теннисом. — Сьюзен внезапно захотелось рассказать Джил об отметках дочери, но она боялась, что это покажется хвастовством.
— И все равно Эми такая милая, — сказала Джил. — Я это еще в первый вечер заметила, когда она стала показывать мальчикам карточные фокусы. А еще она умная. Она беседовала с Питером о Вирджинии Вулф. Я поразилась. Она уже выбрала колледж?
— Наверное, Дьюк. Или Йель.
— Вот видишь! Ты должна ею гордиться!
— Я и горжусь. Просто… — Сьюзен закрыла лицо руками. — Никто не хочет называть вещи своими именами. — Она заплакала. — Врач говорит, что она крупная. Отец — что она полная. Все старательно замалчивают тот факт, что у Эми серьезные проблемы с весом! И она никогда со мной не разговаривает!
Вода еле слышно плескалась о берег. Плот набирал скорость. Джил, наклонившись, погрузила в воду руки.
— В школе у меня были прыщи, — призналась она. — А родители это старались не замечать. Они говорили: «Подумаешь, пара пятнышек, замажь макияжем. Их вообще никто не замечает, кроме тебя». Неправда. Я выглядела как больная ветрянкой. И это было очень тяжело, потому что я следила за собой и все такое.
— Иногда мне кажется, что я сама виновата, — всхлипнула Сьюзен.
— Почему?
— Потому что я слежу за весом. Ем здоровую пищу. Мне нравится быть худой. Наверное, я уделяла этому слишком много внимания, пока Эми росла.
Джил фыркнула.
— Мэтью такой чувствительный — неужели это значит, что я его изнежила? А Сэм вечно дурачится — и из этого следует, что я не уделяю ему достаточно внимания? Разумеется, матери всегда и во всем винят себя.
Плот преодолел очередной порог, но Сьюзен и Джил едва его заметили. Просто вдруг стало слишком шумно для разговора.
— Так какая муха укусила Марка? — спросила Сьюзен, когда порог остался позади.
— О… — Джил обратила лицо к солнцу. — Наверное, мы здесь слегка поднадоели друг другу.
Сьюзен знала, что дело не в этом.
— Ну ладно, — призналась Джил. — Иногда мы ругаемся из-за детей.
— Он мормон?
— Да.
— А ты?
— Нет.
— И как же вы ладите? — Сьюзен, редко совавшая нос в чужие дела, удивилась собственной бесцеремонности. Сколько бы времени понадобилось, чтобы задать Джил подобный вопрос, находись они на суше?
— То есть — не считают ли меня заблудшей овцой?.. В основном недовольны его родители, — сказала Джил. — Мы встречаемся по выходным, они всякий раз заглядывают ко мне в кладовку и говорят: «Это не кладовка, подайте нам настоящий амбар». Тогда Марк вмешивается и напоминает, что у нас мыши и что нам не очень хочется хранить в подвале сотню фунтов риса.
