Я обязан знать больше!
И еще это его Наследие. Что за устройство он изобрел? Что значит буква «А» в аббревиатуре «G.A.C.»? Что это за Реликвии? Если Дневник настоящий, как все убеждены, – откуда там сведения из физики пространственно-временны́х тоннелей?
Снова и снова он прокручивал в голове эти вопросы, но не находил ответов. Его мысли походили на волны, что разбиваются о скалы, не желающие менять свою форму.
Я тоже обязан знать больше!
Когда Вейд наконец решил закругляться со всей этой медитацией, Даррел храпел как паровоз, и будить его было жалко. Оказалось, что во сне Лили болтает ничуть не меньше, чем наяву. Прямо сейчас она рассказывала долгую историю об интернетной ссылке, которая вела к другой ссылке, а та к следующей – и так до бесконечности.
Бекка не издавала во сне никаких звуков – просто размеренно дышала и немножко посапывала; но в два ночи резко села, вышла из коматозно-сонного забытья, сказала: «Пора!» – и опрокинулась на спину. А мгновение спустя уже сопела в одном ритме с храпом Даррела.
И все-таки пока не время. На небе еще светились звезды. Заснуть у Вейда все равно не получалось, поэтому он решил провести всю ночь на вахте, сторожа сон друзей.
– Высплюсь, когда вернется папа, – шепнул он сам себе.
Вейд наблюдал за тем, как медленно меняется звездный узор небосвода и думал, что вот так же пять веков назад смотрел на звезды Коперник. Люди, наука, история… До начала этой безумной авантюры Вейд интересовался стариной намного меньше. Перед глазами его вставали очертания машины с древнего чертежа: гигантский остов, странные надписи. Неужели у настоящего аппарата тоже были все эти рычаги, шестеренки, кожаные ремни, противовесы, колесики? А сиденья, зачем там сиденья?.. А как насчет «дыры в небе»?.. Что там еще за дыра?..
Лишь почувствовав, что кто-то трясет его за плечо, снова и снова, он понял, что заснул. Бекка уже была на ногах, вглядывалась в дорогу. Послышалось рычание приближающегося автомобиля.
– Просыпайтесь! – скомандовала она. – Музей открыт. Пора!
Глава сороковая
Довольно долго они брели по дорожке к автостоянке, пока наконец не оказались перед дверями самой настоящей виллы. Слева и справа от входа росло по огромной пальме. Двери музея были открыты.
Войдя, они увидели столик, за которым сидел седой старичок в помятом костюме. Изучив их с ног до головы внимательным взглядом, он разгладил пальцами ниточку седых усов и улыбнулся. А потом заговорил по-английски. Ну, или почти по-английски.
– Мери Кашки? – поинтересовался он и, все так же улыбаясь, записал на листе бумаги цифру «4».
– Нет, сэр. Меня зовут Лили, а это…
– Да, американцы, – подтвердил Даррел.
– Я и сказал. – Старичок поднялся со стула и поклонился им. – Нёбом увлекаетесь?
– Увлекаемся, – перевел Вейд. – Да, увлекаемся небом.
– Но у нас мало денег, – добавила Бекка.
Старичок ободряюще рассмеялся:
– Не надо денег! Музео бесплатный детям до десятисеми.
Расшифровка заняла определенное время. Первой догадалась Лили.
– Для детей до семнадцати? Нет, мы все младше…
– Я и сказал, – повторил старичок и протянул им брошюру музея. – Простите перевод. Я делал сам. Добро жаловать в наш крошка-музей. Мы крошка, но имеем отличные – как сказать? – уборы…
– Приборы? – уточнила Бекка.
– Si. Идите вон. Делайте себе внутри как дома. Наслаждений.
– Спасибо большое, – поблагодарил Вейд.
Они прошли в высокую, обшитую панелями залу, и Даррел шепнул:
– Я уже и не мечтал, что он когда-нибудь замолчит…
– У меня в голове он говорит до сих пор, – отозвалась Лили. – Но давайте найдем компьютер общего доступа.
В застекленных витринах вдоль стен стояли древние глобусы и старинные измерительные инструменты. Было здесь и несколько простых медных приборов – моряки пользовались секстанами, Вейд помнил это название из рассказов отца, – чтобы прокладывать курс корабля по звездам.
– Смотри, Вейд! – позвала Бекка. – Карты звездного неба, совсем как твоя…
На стенах висело штук десять карт с вариациями на тему Птолемеевой Вселенной. Некоторые были очень хороши, но ни одна не дотягивала до красоты и изысканности той, что подарил Вейду дядя Генри. На всякий случай он проверил в рюкзаке папку с картой и ножны под рубашкой. И то, и другое на месте.
В центре зала стоял деревянный глобус звездного неба, на котором были изображены сорок восемь созвездий, найденных и описанных Птолемеем во II столетии. Рядом с глобусом располагались небольшие сплетенья планетарных орбит: там, где они пересекались друг с дружкой, от них разбегались узенькие медные или железные полоски, обозначавшие путь той или иной планеты. Бекка прочитала табличку под экспонатом и сообщила, что эти штуковины называются «армиллярными сферами».
– У папы есть про них книжка.
– Красивые, – заметила Лили.
– Хотя и неточные, – начал объяснять Вейд. – Все полосы имеют форму правильной окружности, а должны быть эллиптическими, но это выяснилось значительно позже.
– Благодарю вас, профессор, – улыбнулась Лили.
Они перешли к следующим экспонатам – и остановились как вкопанные.
На небольшой подъемной платформе был установлен стенд, на котором висело множество так называемых астролябий, при помощи которых в старину определяли расстояние до светил и их расположение. Каждый прибор являл собой сочетание подвижных элементов из меди или железа, а также круглых пластин с измерительными делениями. Некоторые казались совсем простыми: два совмещенных куска меди – две тарелки, одна на другой.
Сложные же астролябии напоминали настоящие машины: концентрические армиллярные сферы дополняла сложная система скользящих рычажков и подвижных колесиков, управляемая часами с автоматическим или ручным подзаводом. Даже без полета фантазии эти приборы можно было смело назвать машинами. Взглянув на них, Вейд сразу вспомнил телескоп в Пейнтер-Холле.
– Стимпанк до появления панка.
– Чертеж!.. – вдруг шепнула Бекка, достала из сумки Дневник, пролистала и открыла нужную страницу. – А что, если Коперник изобрел одну из этих машин, опираясь на устройства Птолемея? Только больше размером, чтобы внутри поместился человек? Ведь некоторые астролябии состоят из двенадцати частей и даже больше. У них есть колесики, шестеренки и все такое…
Бекка перевернула еще несколько страниц.
– Вот, послушайте еще раз:
Николай принимает решение.