– Тогда до ночи? – вежливо спросила Сентябрь.
– Точно! – Кальпурния резко крутанула руль в сторону под веселый смех Пенни.
Костер трещал и искрился, дым поднимался в звездное небо. Сентябрь никогда не видела столько звезд, а ведь Небраска не могла пожаловаться на их недостаток. Здесь было множество незнакомых созвездий вперемешку с млечными галактиками и заблудшими кометами.
– Это созвездие Фонарик, – прошептал Суббота, ковыряя в костре длинной палкой. Он явно чувствовал себя уютнее, когда говорил шепотом. – Вон там, повыше, звезды в форме петли, – это его ручка.
– Ничего подобного, – пробурчал Аэл. – Это Волчье Яйцо.
– Волки не откладывают яиц, – сказал Суббота, глядя в огонь.
Сентябрь подняла голову в удивлении – до этого Суббота ни с кем не вступал в пререкания.
– Есть такая легенда. Я читал ее, когда был еще маленькой ящеркой. Встретились однажды волк, банши и птица-предсказатель и заключили пари…
– А волк и говорит: побеждает не сильный, а терпеливый. – Кальпурния подбросила в огонь пальмовый лист, а Пенни – пучок травы.
– Нет, он говорит: ну-ка, отдай мне яйцо, не то я съем твою мать, – сердито возразил Аэл.
– В разных краях рассказывают по-разному, – махнула рукой Кальпурния. – Региональные фольклорные различия.
Велосипедистка расстегнула куртку, вынула несколько длинных полосок темного мяса и передала их по кругу с дубовой флягой. Пенни охотно принялась жевать.
– Что это? – спросила Сентябрь с подозрением.
– А ты как думаешь? Вяленые покрышки. Я всегда делюсь с другими велосипедистами. Иначе нельзя, жизнь сложная штука. Да ты не вороти нос! Оно ничуть не хуже любого другого мяса. Конечно, слегка отдает дичью, но они же и есть дикие. Их на откорм не разводят, как говядину. Давай ешь. И пей – это хорошая смазка для втулок. Не хуже крови яка.
Аэл быстро проглотил свою долю. Сентябрь жевала медленно. Это мало походило на еду, тем паче на Волшебную, но на вкус оказалось не так ужасно, как на вид, и даже неплохо жевалось. Будто кто-то отыскал ужасно тощую, старую индейку и хорошенько запек ее в духовке. Фляга испускала густой солоноватый запах. Сентябрь отпила и чуть не поперхнулась: на вкус жидкость действительно напоминала кровь. Зато сразу стало тепло, прибавилось силы и бодрости. Суббота осмелился откусить маленький кусочек мяса и отхлебнул крошечный глоток, но проглотить не сумел. Тогда он положил в рот камешек, который выкопал из земли. Пенни скривилась и высунула язык.
– Нехорошо так делать, милая, – сделала ей замечание Кальпурния. – Ох уж эти подменыши! Никакого воспитания.
– Правда? Она – подменыш?
Пенни теребила свои золотые туфли. «Все подменыши должны носить обувь для подменышей», – всплыло в памяти у Сентябрь, будто она слышала это сотню лет назад.
– Дурацкий оркестр, – пробурчала Пенни. – Ни на чем не умеют играть.
– Это верно. Я ходила на концерт, и бедняжка играла на груммельфоне, держа его вверх ногами. К счастью, у меня в карманах всегда полно масляных конфет, для приманки. Я ей протянула горсточку, и она сразу прыг в мои объятия! С велосипедом она управляется куда лучше, чем с груммельфоном – можно сказать, прирожденная наездница!
– Я думала, что подменыши – это те, кого феи оставляют в колыбели вместо ребенка, – сказала Сентябрь.
– Это скорее похоже на… на программу культурного обмена, – ответила Кальпурния, выковыривая из зубов кусок покрышки. Глаза ее были золотыми, в крыльях отражался звездный свет. Сентябрь старалась не пялиться. – Правда, иногда они оставляют куклу. Это просто шутка. Обычно мы их возвращаем обратно, когда они подрастают и набираются ума для нормального общения между мирами. Это мило. Хотя нет, не мило, зато весело. Но я не хочу отдавать мою Пенни! Принцессу велосипедов, вот кого я из нее выращу!
– Я разговариваю с велосипедиками, – прошептала девочка. – Они говорят: Пенни, Пенни, где твое сиденье?
– Я вообще не одобряю этот оркестр подменышей. Что за неприятная затея, просто зверинец какой-то. Балаган для богатеньких фей, которые ладят с Мисс Футы-Нуты-с-Кудряшками. Я не могу позволить так измываться над бедняжкой Пенни. Были времена, когда подменыши считались главными любимчиками в городе. Их кормили свежайшими пирожными с кремом, они танцевали весной на балах, пока туфли не стопчут, а потом еще и еще…
– Это тоже не слишком приятно, – растерянно сказала Сентябрь.
– Ну, все лучше, чем быть пристегнутым к груммельфону, пока позвоночник не станет совсем кривым!
– Этими груммельфонами только коров пугать, – проворчала Пенни.
– Это точно, птичка моя. И ты больше ни один в руки не возьмешь. Я вообще не люблю камерную музыку. Она слишком напыщенная. Велосипедный звонок куда приятнее.
– А как ее раньше звали? – спросила Сентябрь.
– Это личное, никто кроме нее не должен знать.
– Молли! – отрывисто сказала Пенни. – Меня звали Молли! Еще у меня были брат и сестра, Сара и Дональд. И еще – мой велосипед! Только он был не дикий и не умел говорить. Он был розовый, трехколесный и с маленьким звоночком. Но со мной не было Кальпурнии, поэтому мне наверняка было скучно. Я точно не помню.
Они помолчали, глядя на огонь, как испокон веков любят делать все, у кого нет спиц и покрышек. Виверн уснул сидя, и его тихое сопение походило на шуршание страниц. Кальпурния почесала волосы под шляпой.
– Куда путь держите? Уж простите, но на кочевников вы не похожи. Велосипеды для вас лишь временный транспорт, верно?
– Мы едем в Осенние Провинции, – ответил Суббота. Его голос эхом отозвался среди велосипедов, которые все пили, и фыркали, и сопели, и сплетали свои спицы в древнем брачном танце.
Сентябрь обнаружила, что ей не хочется говорить о цели путешествия. Она бережно обернула Ложку поясом от пиджака. Кальпурния присвистнула.
– Ого, это неблизкий путь! Займет неделю-другую. Надеюсь, у вас хватит провизии.
– Неделю-другую! – воскликнула Сентябрь. – Но это слишком медленно! Нам нужно вернуться через семь дней.
Пенни залилась смехом.
– Так не выйдет! – сказала она, хихикая.
Но Кальпурния задумалась. Она почесала подбородок тремя темными пальцами, затем лизнула их и подставила ветру.
– Да, но… вот если бы ты смогла обуздать вожака… Я от этой идеи не в восторге, но не так тупа, чтобы не понимать: если кто-то так быстро бежит, это почти всегда означает, что за ним гонится зверь.
Сентябрь печально кивнула.
– Понимаешь, велосипед все-таки тварь ленивая. Они не любят постоянно ехать на предельной скорости. Им нравится неспешно катиться в свое удовольствие. Это Великая Миграция – все стремятся домой, к своим гнездам из спиц, чтобы найти себе пару и умереть. Одних больше притягивает любовь, другие ощущают призыв смерти, из-за этого они так медленно плетутся. Но если мы с тобой их подстегнем, то они понесутся так, будто к обеду опаздывают. Говоря «подстегнем», я имею в виду в прямом смысле, хлыстом. Я знаю, что это не цивилизованный метод, и меня коробит от одной этой мысли, но с такими скакунами порой нельзя по-другому.
