Вот почему прохожих не было, понял Грин. А разместиться
полиции тут есть где – вон сколько складов вокруг. Хорошо, что сидел сбоку от
окна и штора, а то наверняка в несколько биноклей смотрят.
Словно в подтверждение догадки на чердаке ремонтных
мастерских вспыхнула искорка. Такие искорки Грин видел и раньше, но значения не
придавал. Урок на будущее.
Шестой час. Товарный состав, в котором вагон с лобастовскими
красителями, уже ушел в Питер. Через пять минут на курьерском отправится Жюли.
Снегирь проверит, уехала ли, и вернется сюда. Конечно, уедет, почему нет.
Обгонит товарный и завтра встретит его в Питере. Примет мешки, и у партии
появятся деньги. Если нынче ночью БГ и погибнет, то не задаром.
А может быть, и не погибнет. Еще посмотрим. Кто
предупрежден, тот вооружен.
Кстати, вооружен ли?
Грин сдвинул брови, вспомнив, что запас бомб остался на
квартире у присяжного поверенного, а одними револьверами много не навоюешь.
Осталось немножко гремучего студня и взрыватели, но ни корпусов, ни начинки.
– Емеля! – позвал он. – Одевайся, дело.
Тот поднял маленькие глазки от „Графа Монте-Кристо“,
единственной книжки, нашедшейся в доме.
– Погоди, Гриныч, а? Тут такое творится! До главы дочитаю.
– Потом. Время будет.
И Грин объяснил ситуацию.
– Купишь в лабазе десять жестянок тушеной свинины,
десять помидорной пасты и фунта три двухдюймовых шурупов. Иди спокойно, не
оглядывайся. Они тебя не тронут. Если ошибаюсь и все-таки решат брать, стрельни
хоть раз, чтоб я подготовился.
Не ошибся. Емеля ушел и вернулся с покупками, а вскоре
прибыл и Снегирь. Сказал, Жюли уехала. Хорошо.
До полуночи еще было далеко, на подготовку времени хватало.
Емеле Грин разрешил читать про графа – пальцы у верзилы слишком грубые для
тонкой работы, а в помощь взял Снегиря.
Первым делом приоткрыли все двадцать консервов ножом,
вывалили содержимое в помойное ведро. Мясные банки были фунтовые, помидорные
вдвое уже. С узких Грин и начал. Заполнил до половины гремучей смесью – на
больше не хватало, но ничего, вполне достанет и этого. Осторожно всунул
стеклянные трубочки химических взрывателей. Принцип был простой: при соединении
состав запала и гремучая смесь давали взрыв огромной разрушительной силы. Тут
требовалась особенная осторожность. Сколько товарищей подорвалось, задев
хрупким стеклом о металл корпуса.
Снегирь смотрел, затаив дыхание. Учился.
Осторожно вдавив трубочки в студенистую массу, Грин пригнул
обратно оттопыренную крышечку и вставил узкую банку в жестянку из-под свинины.
Получилось почти идеально. В промежуток между стенками банок насыпал шурупов,
сколько поместилось. Теперь оставалось только залепить верхнюю крышку, и бомба
готова. От удара стеклянная трубочка лопнет, взрыв разнесет тонкие стенки, и
шурупы превратятся в смертоносные осколки. Проверено не раз – действует
отлично. Недостаток только один: разлет осколков до тридцати шагов, а значит,
легко пораниться самому. Но на этот счет у Грина было свое соображение.
В полночь – это замечательно.
Только бы не передумали, не начали раньше.
– Гнида какая этот Вильфор! – пробормотал Емеля,
переворачивая страницу. – Чисто наши судейские.
В одиннадцать погасили свет. Пусть полиция думает, что легли
спать.
По одному, всякий раз приоткрывая дверь совсем на чуть-чуть,
выскользнули во двор, залегли у заборчика.
Скоро глаза привыкли к темноте, и было видно, как без
четверти двенадцать к домику по белому пустырю стали стягиваться юркие,
бесшумные тени.
Остановились плотным кольцом, не дойдя до заборчика
каких-нибудь десяти шагов. Вон сколько их. Но это даже неплохо. Больше будет
суматохи.
Прямо впереди, на дорожке, тени собрались в большой ком.
Было слышно шепот, позвякивание.
Когда ком двинулся к калитке, Грин скомандовал:
– Пора.
Бросил в надвигающийся ком банку, сразу за ней вторую и упал
лицом в снег, закрыв уши.
От сдвоенного грохота все равно ударило в перепонки. А слева
и справа тоже громыхнуло: раз, другой, третий, четвертый. Это бросили бомбы
Емеля со Снегирем.
Тут же вскочили на ноги и бегом вперед, пока полицейские
ослеплены вспышками и оглушены взрывами.
Перескакивая через распростертые на дорожке тела, Грин
удивился, что зашитый бок и сломанное ребро совсем не болят. Вот что значит –
довериться внутренним силам организма.
Рядом тяжело топал Емеля. Снегирь резвым жеребенком несся
впереди.
Когда сзади ударили выстрелы, до спасительных пакгаузов
оставалось рукой подать.
Чего теперь стрелять-то. Поздно.
* * *
Квартира на Воронцовом поле оказалась удобная: три комнаты,
черный ход, телефон и даже ванная с подогревом воды.
Емеля сразу уселся с книжкой – будто не было взрывов, бега
под пулями через заснеженный пустырь и потом долгого петляния по темным
улочкам.
Выбившийся из сил Снегирь упал на диван и уснул.
Грин же внимательно осмотрел квартиру, надеясь обнаружить
какую-нибудь ниточку, по которой можно будет добраться до ТГ.
Ничего не обнаружил.
Квартира была полностью меблированная, но без каких-либо
признаков настоящей жизни. Ни портретов, ни фотографических карточек, ни
безделушек, ни книг.
Здесь явно никто не жил.
Тогда зачем она нужна? Для деловых встреч? На всякий случай?
Но содержать такую квартиру для встреч или „на всякий
случай“ мог только очень богатый человек.
Опять поворачивало на Лобастова.
Загадочность вселяла тревогу. То есть непосредственной
опасности Грин не предполагал – если это ловушка, то зачем выводить Боевую
Группу из-под удара Охранки? И все же правильней было уйти в отрыв.
Он протелефонировал Игле. Объяснять ничего не стал, сказал
только, что завтра понадобится новая квартира и назвал свой адрес. Игла
сказала, что придет утром. Голос у нее был встревоженный, но спрашивать,
умница, ни о чем не стала.
Теперь спать, сказал себе Грин. Устроился в кресле не
раздеваясь. На столик перед собой выложил „кольт“ и четыре оставшихся бомбы.
Оказывается, устал. И с ребром не так хорошо, как думал. Это
из-за быстрого бега. Как только от тряски взрыватели в бомбах не разбились. Вот
было бы глупо.
Закрыл глаза, а открыл вроде как через мгновение, однако за
окном светило солнце и заливался дверной звонок.
