В тот раз он, желая понравиться симпатичной студентке с их курса, попробовал подумать, но мыслительный процесс как-то не заладился. Даже странно, вокруг полно ребят, которые занимались этим регулярно – Амадеус на них насмотрелся и прекрасно себе представлял, что надо делать. Он явился в библиотеку и сел за стол, стоящий справа от того, что заняла студентка. Решительно положил перед собой чистый лист бумаги, взял в зубы карандаш, сурово нахмурил брови, искривив при этом рот в страдальческой гримасе, после чего, упершись локтями в стол, вцепился всеми десятью пальцами в волосы и замер. Просидев неподвижно несколько минут, Амадеус заскучал. Он покосился на студентку, которая занималась делом вовсе не так добросовестно. Девушка вертелась на месте, поднимала глаза к потолку и все время вынимала карандаш изо рта, чтобы черкануть что-то на лежащем перед ней листке. И главное, совершенно не замечала, что рядом с ней думает Амадеус.
Раз так, то он тоже имеет право сделать себе послабление. Амадеус выплюнул карандаш и подвигал немного онемевшей челюстью. Посмотрел на потолок – там не было ничего интересного. Взял карандаш и нарисовал маленький кружок. Добавил еще один, рядом и третий – пониже, между ними. Обвел все три большим овалом, пустил поверху несколько завитушек и некоторое время созерцал нарисованную рожицу. Потом вздохнул и, позволив бровям вернуться на место, печально подпер щеку рукой. Он подозревал, что думать, это не самое увлекательное в жизни занятие, но что будет так скучно, Амадеус не ожидал.
А потом прилетела муха. Она, очевидно, была старожилом Университета и прекрасно знала, что среди тех, кто думает, не принято замечать мух. Наглая тварь неторопливо, с издевательским жужжанием, сделала круг над Амадеусом, очевидно выбирая место для посадки, и приземлилась на лежащий перед ним лист, прямо на рисунок. Подняла передние лапки и начала тереть их одну о другую.
– Кыш, – беззвучно, чтобы не привлекать внимания окружающих, выдохнул он.
Муха, стоящая на четырех лапках, качнулась, но устояла и продолжила свое занятие. Амадеус снова покосился на студентку. И ничего в ней нет особенного. Курносая, пухлощекая, а шея такая короткая, что кажется, будто ее вообще нет. Определенно, девица не стоит того, чтобы терпеть такие мучения!
А муха, опустив передние лапки, теперь работала задними – чистила распущенные крылышки. Что ж, она сама выбрала свою судьбу. Рука Амадеуса двинулась, приподнялась и резко опустилась вниз. Похожая на лопату ладонь, упала прямо на уверенную в своей безопасности муху, размазывая ее по рисунку. Грохот при этом был такой, что все, кто был в этот момент в библиотеке, подпрыгнули от неожиданности, а это пухлощекая, ради которой он приперся в столь тоскливое место, еще и взвизгнула. Амадеус не удостоил ее вниманием. Встал, шумно отодвинув стул, и направился к дверям, на ходу вытирая руки своим испорченным листком. Скомканную бумагу он, не целясь, швырнул в мусорную корзину, стоящую у стола онемевшей, от такого поведения студента, дежурной. То, что попал, это настолько естественно, что даже не достойно упоминания. Больше он в библиотеке не появлялся.
При этом, считать Амадеуса дураком было бы большой ошибкой. Ему плохо давались науки, но в обыденном, житейском смысле, парень был вовсе не глуп. Он был в прекрасных отношениях с товарищами по Университету, а среди любителей спорта пользовался даже известной популярностью. И у него хватало, если не ума, то осторожности, чтобы не настраивать против себя преподавателей. Правда, поскольку Амадеус предпочитал занятиям развлечения, порой довольно рискованные, пару раз ему удалось выйти, а точнее даже, выскочить сухим из воды, буквально чудом. Но ведь удалось, а это главное. С этим даже дядюшка, который помог ему поступить в Университет не смог поспорить. Хотя дядюшка Деннис, как выяснилось, спорить, и не собирался. В последний раз, он прочел племяннику наизануднейшую нотацию, приправил ее несколькими невнятными предостережениями и парочкой вполне конкретных угроз. Одним словом, после беседы с впавшим в воспитательный раж родственником, в списке людей, раздражать которых Амадеусу не стоило, магистр Рон Деннис встал на почетное второе место.
На первом, по праву, находилась его родная бабушка – энергичная старуха с весьма консервативными взглядами на воспитание. Ее любимыми поговорками были: «пожалеешь розгу, испортишь ребенка», «добрая порка никому еще не повредила», «через задние ворота быстрее доходит» и прочие, не менее жизнерадостные высказывания. Бабушка была уверена, что если любишь внуков и хочешь внушить им необходимые правила, то их надо драть и как можно чаще. Лучше ежедневно. Изредка, в качестве поощрения за особо хорошее поведение, порка отменялась. С самим Амадеусом такого, правда, никогда не случалось, он-то мог заслужить разве что дополнительную процедуру, а вот его младший брат однажды удостоился. Когда же это было? Лет пять назад, кажется. В общем, хотя Амадеус уже несколько месяцев был студентом и жил в общежитии, бабушка незыблемо оставалась на первом месте среди людей, которых он опасался. А дядюшка Деннис, как уже упоминалось, вышел на второе.
В маленькой комнатке на третьем этаже студенческого общежития Университета, студент Лай находился один. Его сосед по комнате исчез куда-то два дня назад, но Амадеуса это не тревожило. Учеба для третьекурсника Кэртона Маунта была занятием не самым важным. Хотя он и никогда не запускал свои дела настолько, чтобы не суметь сдать экзамены. Переползал потихоньку с курса на курс, уделяя основное внимание сложным коммерческим махинациям, которые неизменно увеличивали материальное благосостояние студента Маунта. Вот и сейчас, он бегал где-то, по своим делам, а Амадеус бездельничал. Лежал на узкой кровати, закинув руки за голову, и смотрел в потолок. Это было довольно странно, поскольку там не было ни пятнышка, ни трещинки – чистая белая поверхность, на которой не за что зацепиться даже самому внимательному взгляду. Еще более странным было то, что толстая тетрадь с лекциями по механике заклинаний за первый семестр, лежащая на животе Амадеуса, никакого интереса у него не вызывала, хотя была, прямо-таки, напичкана ценными сведениями. Тетрадь, разумеется, была не его – на лекциях студента Лая можно было встретить не часто – а гораздо более добросовестного сокурсника, польстившегося на две баночки домашнего варенья. Получив сваренное матушкой Лай для любимого сыночка лакомство, он позволил Амадеусу до завтрашнего утра пользоваться лекциями – читать, переписывать, заучивать наизусть – пожалуйста! Главным и единственным требование было: завтра, до начала занятий, тетрадь с лекциями должна была вернуться к своему хозяину.
Амадеус тяжело вздохнул, но не отвел взгляд от потолка. Прошло уже несколько часов, а он пока еще ничего не переписал и не заучил наизусть. Читать, правда, пытался, честно! И не его вина, что, не добравшись до конца страницы, заснул. Да и не заснул, в общем-то, а так, задремал. Открыв глаза через полчасика, повторил попытку и с тем же результатом. Пробовать читать лекции в третий раз он не стал. Лежал смирно и глядел в потолок, тоскливо размышляя о том, что до зачета по курсу механики заклинаний осталось четыре недели. А дядюшка Деннис сразу, еще, когда протаскивал его в Университет, предупредил:
– Поступить я тебе помогу. В конце концов, экзамены – это всегда лотерея, да и знаю я уровень подготовки в вашей деревенской школе. Столичным парням ты, племянничек, не конкурент. Но учиться надо самому. Имей в виду, я каждый семестр бегать и хлопотать за тебя не буду. Даже не рассчитывай на это, понял?
