Некоторое время в квартире стояла тишина, затем я услышала лязганье замка, шаги и голоса. Слышимость была великолепная. Приятели, как я и предполагала, все еще не закончили свои препирательства, так что можно было надеяться, что никакая достойная внимания информация не прошла мимо моих ушей.
Шапочников с упорством сварливой бабки продолжал высказывать Ямскому свое недовольство. Ямской лениво отшучивался, но под конец не выдержал.
— Знаешь что, уважаемый! — неожиданно рявкнул он. — На правах старого друга хочу заметить, что твоя юная красавица жена оказалась чертовски права, когда свалила от тебя через полгода после свадьбы. От твоего занудства иногда даже я не знаю, куда деться. Ты ворчишь просто как старик какой-нибудь.
А ведь уважаемому Игорю Николаевичу сейчас всего лишь около тридцати… Надо же, а ведь я до сих пор как-то не задумывалась, что мы с ним практически ровесники. Кстати, сегодня мне напоминали об этом дважды: бумага из адресного стола до сих пор лежала у меня в кармане, и Лена во время разговора в парке оговорилась, что в восемьдесят седьмом году возраст членов «братства» варьировался от пятнадцати до семнадцати лет. Шапочников, благодаря «поношенной» внешности, затравленному взгляду и бесконечному брюзжанию легко тянул на все сорок пять.
На некоторое время голоса исчезли. Я переводила луч с одного окна на другое, не зная, на котором остановиться. Судя по шагам, хозяин квартиры раздраженно бегал из комнаты в комнату, гость молча плелся за ним.
Наконец с кухни донесся звон стекла, хлопнула дверца холодильника.
— Пиво будешь? — примирительно проворчал Ямской.
Шапочников промычал что-то невразумительное.
— Как хочешь. А я выпью.
Звуки снова переместились, на этот раз в комнату.
— Телевизор включу, — прокомментировал Ямской свои действия. — Сейчас новости должны начаться.
«Телевизор — это хорошо», — подумала я. Пока они там будут семейные сцены устраивать, я хоть какую-то пользу из своего сидения извлеку.
Ямской принялся переключать каналы. Послышались звуки фильма, какой-то популярной теле-игры. Затем раздался скорбный голос Москвичова:
— В связи с этим хотелось бы обратить ваше внимание…
На что именно журналист собирался обратить внимание телезрителей, я не расслышала, так как в следующее мгновение Шапочников, забыв о нанесенной ему обиде, заорал, тыча указующим перстом в экран:
— Нет, ты представляешь, этот мерзавец позвонил мне сегодня и попросил с ним встретиться!
— Зачем? — с любопытством поинтересовался Ямской.
— Сказал, что о Сергее передачу сделать хочет. Попросил, чтобы я что-нибудь о нем рассказал.
— Хорошее дело…
Тут я представила, как Ямской пожал плечами.
— И ты в это веришь? — возмущенно фыркнул Шапочников.
— Ты про передачу?
— Да черт с ней, с передачей! Ты думаешь, он и вправду про Серого расспрашивать будет? Не знаю, как ты, а вот лично мне кажется, что Серый — это только предлог. Выключи вообще «ящик», слушать тошно, что он там несет.
— Ладно. — Ямской переключил канал на программу новостей. — А как ты думаешь, зачем журналист с тобой встретиться хочет?
— Я думаю, он до чего-то серьезного докопался. Честно говоря, у меня такое ощущение, что он… — Шапочников понизил голос, сделал сначала ударение на последнем слове, а потом — многозначительную паузу. — Как бы крест на мне поставил. Такую маленькую меточку: ты, мол, следующий. Я теперь весь на нервах, от каждого шороха подпрыгиваю.
— У тебя паранойя, — спокойно заключил Ямской. — До чего он может докопаться? Я его передачи регулярно смотрю. Пока он, между прочим, только воду льет, атмосферу нагнетает.
— Ты идиот!
— Ты у нас больно умный, — лениво парировал Ямской.
— Ладно, ладно. Не идиот, извини. Ты о ком говоришь-то? Ты же того, что у тебя под носом происходит, упорно видеть не желаешь. Ты что, до сих пор веришь, что Серега Сергеев, этот бык здоровенный, действительно загнулся от сердечного приступа? Он, между прочим, младше меня. Или что Иванов вдруг тачку водить разучился? Да он директорский «Запорожец» угонял, чтобы за городом покататься, когда еще в постель ссался.
Ямской молчал.
— Протри глаза, старина, — устало продолжил Шапочников. — Нас отстреливают, это и ежу понятно. Только мы с тобой и остались.
— Отстреливают по-другому. Ты это должен знать. Или уже забыл? Ты хоть представляешь, сколько бабок стоит нанять классного профессионала? Тем более такого, который не курок бы нажал или перо в бочину сунул — раз и готово, всего делов-то, — а качественно организовал хотя бы один «несчастный случай»? А тут не один, а целых семь случаев. Нет, год просто неудачный.
Я сначала удивилась, почему это Ямской говорит о семи смертях, потом сообразила, что он имеет в виду тех погибших, кто состоял в «братстве».
— Какой год? — заволновался Шапочников. — Серегу убили первого, а когда это было? Совсем недавно. Кстати, он намекал мне про какой-то сюрприз, когда из Москвы звонил. Сюрприз, сказал, закачаешься. Может, узнал чего?
— Да чего он мог узнать? Государственную тайну?
Некоторое время слышался только голос диктора, рассказывающего последние новости из Чечни.
— Может, дело какое старое всплыло, — нарушил молчание Шапочников. — Как думаешь?
— Это вряд ли, — категорически отверг предположение Ямской, помолчал, а затем вернулся к предыдущей теме: — Да ведь не в моде сейчас «заказуха». Теперь такие дела по-другому решаются. Ты мне предъявляешь, я тебе бабки отстегиваю. Или еще чего-нибудь. А вот когда политика или серьезные деньги замешаны — тогда другое дело. Но кто ты? Кто я? Кем был Сергеев? Мы тут, а политики — вон они где, по ту сторону экрана. А вот, кстати, и Зверев. Смотри-ка ты, а ведь и вправду похож, — неуверенно пробормотал Ямской после небольшой паузы.
— Да точно тебе говорю, это он.
— Возможно. Похож, зараза.
— Ага! — торжествующе взревел Шапочников. — Я же говорил!
— Ну, говорил. Только я не пойму, чего ты радуешься? Допустим, это Веник. Ну что из того?
— Так, вообще. — Шапочников растерялся. — Позвонить ему можно, телефон только узнать надо, но это же нетрудно.
— И что ты ему скажешь? Здравствуй, Веник, дружище, где ты пропадал все эти годы? Сомневаюсь, что он обрадуется старым друзьям. Захотел бы, давно сам нас нашел. Мы же из прошлой жизни. Молодые были, конечно, глупые, но дел-то наворотить успели, на три пожизненных хватит.
— Не каркай.
— Да не боись, все это уже история. А вот Веника точно кондрат хватит, если мы объявимся. Он небось на все готов пойти, только чтобы о его старых делишках никто не узнал. Может, он нас и заказал, старший брат, мать его… — Ямской грязно выругался.
