— Одно дело с бандой за спиной, другое — в одиночку, — подпевает ему Шрам. — Сколько ты хат знаешь?
— Шесть, наверное. Слышал еще что-то невнятное про Чайнапошек. Знаю, где найти Застежек, Центровых, Герлов, Солдафонов и Саночников. Через туннели подземки можно быстро добраться к Чиксоидам.
— А у нас что имеется? — Шрам поворачивается ко мне.
Я достаю измятый список, передаю его Нефу, тот читает.
— Чайнапошки, Саночники, Барабанщики, А-В-марии, Дикие телки, Чинарики, Денни. Если кто из них еще жив, еще узнаем.
— Точняк, — подтверждает Шрам.
— Надо бы новеньким кликуху придумать, — толкает меня в бок Неф.
Он знает, я люблю давать названия вещам. Улыбаюсь, забираю бумажку, достаю карандаш и записываю: ЧЕТЫРЕСТА ПОГАНЦЕВ.
— Потому как взяли Четырехсотую, — доходит до Нефа.
Я киваю, но причина не только в этом. Где-то я читал, как поганцы разнесли мир вдребезги, запытали бабулек. Чего-то подобного можно ожидать и от наших.
Дальше по улице сквозь дым видно, как восходит сильно обкопанная луна, окрашивая все вокруг в цвета ржавчины.
— Мы их уделаем, — толкает Тех.
От облика луны становится грустно и страшно одновременно: я еще помню те времена, когда она была круглой и совершенной, как драгоценный камень на бархате витрины, как яркостью затмевала огни улиц даже после того, как в дыму поблекла ее красота. Даже тогда, коричневой, она смотрелась лучше сегодняшнего кроваво-красного огрызка. Похоже, ее использовали в качестве мишени. А может, эти самые Поганцы кидались мостами по базе Инглиш.
— Нашего квартала больше нет, — подводит итог Низверх. — Я достану этих Поганцев. Или они, или — я.
— Мы с тобой, — заверяет Шрам. — Действовать нужно быстро. Разбиваемся на пары, Братаны. Нужно пройтись по хатам. Неф, Хрип — пойдете со мной и Низверхом. Посмотрим, вставят ли Чиксоидам доводы разума.
Шрам указывает другим Братанам места поисков и встречи.
Мы прощаемся, находим ближайший спуск в подземку, бредем по станциям мимо трупов, дожидающихся последнего поезда, гоняем крыс, ставших жирнее и опаснее, чем когда-либо, но они боятся наших фонарей.
— То клятое перо все еще с собой носишь? — интересуется Шрам.
— Ты про эту малютку? — Низверх встряхивает здоровый рукой, и скальпель ложится ему в ладонь.
— Может понадобиться, — цедит Шрам, он холодно смотрит на нож, сжимает губы.
— Понял, братан. — Низверх прячет перо.
Я думаю, все пока идет правильно. Мы минуем еще несколько станций, потом поднимаемся, выходим на поверхность. Так получается быстрее, чем поверху, мы подошли к окраине Клевого Города.
— Сюда, — Низверх указывает в сторону разрушенных ульев.
Стены в облупившейся краске исписаны загадочными сообщениями, возможно — тайными знаками Чиксоидов.
— Подождите, — просит Неф, — я проголодался.
В квартале отсюда — винный магазин. Приподнять и взломать дверь — не сложнее, чем руку сломать. Мы скользим лучами фонарей по рядам бутылок, внутри и снаружи на улице — все тихо. Под кроссовками крошится разбитое стекло. Пахнет бухлом так, что мне шибает в голову. Под кассой уцелели чипсы и шоколадки, пихаем их в рот и уходим.
— Так где хата Чиксоидов? — спрашивает Неф, приканчивая батончик «Пятая авеню».
И тут подсознание шепчет нам о смерти: другая банда предупреждает: мы окружены.
— Пригнулись! — командует Низверх.
— Нет, — возражает Шрам, — прятки кончились.
Я сам никогда не бился с Чиксоидами и понимаю, почему Шрам держал нас от них подальше. Они под завязку затарены пушками и резаками, нунчаками и моргенштернами. Даже без того смотреть страшно: глаза пылают огнем, на головах — яркие хохолки, лица — в радужных пятнах татуировок. Одеты по большей части в черное, на ногах — ролики. Их чувства скрыты от нас под покрывалом угроз.
— Выходите, если думаете остаться в живых, — звучит низкий голос.
Мы поднимаемся, стараясь держаться поближе друг к другу. Девчонки сжимают кольцо. Неф пытается было посветить фонарем, но одна из Чиксоидов — с голубыми треугольниками на щеках и светло-рыжим хохолком — тут же выбивает его из руки. Падая в сумасшедшем вираже фонарь освещает окружающую тьму. На пальцах Нефа не осталось даже царапины. Я луч не поднимаю.
Тут подкатывает крупная Чиксоида. Напоминает распознайку, вся такая: увешена аккумуляторами, по рукам вверх, в мелкие африканские кудряшки, которые она украсила колокольчиками и стекляшками, бегут провода. На голове укреплена лазерная пушка, а в каждой руке — по резаку.
Обыскивает меня и Нефа, потом поворачивается к двум другим.
— Пахан Низверх и пахан Шрам, — констатирует она, — улетная парочка. Но мне казалось, Душманы, они больше по девочкам специализируются.
— Не смешно, Бала, — отвечает Шрам, — уничтожены целые кварталы.
— Нормальненько. — Улыбаясь, она показывает черные, травленые кислотой зубы. — Тяжеловесы вытоптали соседей, у нас появилась новая площадка для игр.
— Поиграйся денек-другой, — советует Низверх, — раздавившие других вернутся за тобой.
— Так, значит, здания порушены. Конец света утрамбован и введен в эксплуатацию. А вы где были?
— В Клевом Городе теперь играет новая банда, — сообщает Низверх.
— Против нас играет. — Бала прищуривает глаза. — Какая неприятность!
— Четыреста поганцев, — встревает Неф.
— Достаточно, чтобы позабавиться! — смеется она и делает пол-оборота на роликах. — Может быть.
— Они считают Клевый Город своим кварталом, весь город. Беспредельничают. Эти Поганцы о клевом тусняке даже не слыхали.
— Херня! — Она мотает головой, звенят колокольчики. — У вас в голове что-то замкнуло, пацаны.
— Мы собираем все банды, Бала. — Шрам понял, что к нему прислушаются. — Нужно спасать свои шкуры, а значит, нужно поднять как можно больше хат, оповестить как можно больше Паханов. Ты с нами или нет?
— Они раздавили на хрен Душманов за полминуты, — вставляет Низверх.
Тут по стриту из центра города проносится ударная волна — как будто кнутом хлестнуло. Все происходит внезапно, мы ничего такого не ждали: и Чиксоиды, и Братаны, и Душман — мы боимся разрушителей. Страх объединяет, первый шок проходит, мы смотрим друг на друга широко раскрытыми глазами. Чиксоиды больше не думают угрожать: настало время держаться вместе.
— Отведем пацанов домой, — решает Бала.
— Да, мамочка!
Под жужжание роликов до зубов вооруженный эскорт ведет нас через лабиринт расчищенных среди обломков дорожек.
— Поганцами их зовете? — спрашивает Бала других паханов. — У нас для них — другое название.
