Тем не менее я проложил путь для Каменного Христа. Теперь Он сможет занять положенное ему место, так что я отправился по секретному коридору к Нему, пока не добрался до тайных покоев и желтого света. Там опять царила тишина. Поначалу я встретил только монстра-охранника, который подозрительно воззрился на меня полированными серыми глазами.
— Ты вернулся, — резюмировал он.
Сраженный подобным остроумием, я искоса посмотрел на него, кивнул и попросил сообщить о моем приходе Христу.
— Он спит.
— Важные новости.
— Что?
— Я принес добрые вести.
— Тогда позволь мне выслушать их.
— Они предназначены только для Его ушей.
Из темного угла вышел Христос. Выглядел Он еще старше, чем в прошлый раз.
— В чем дело?
— Я расчистил путь для Тебя. Симон, по имени Петр, сказал мне, что я — наследник его миссии, что я должен пойти перед Тобой…
Каменный Христос покачал головой.
— Ты действительно веришь, что Я есть источник всей благости вокруг?
Я кивнул в замешательстве.
— И что же ты сделал?
— Впустил в Собор свет.
Он снова медленно покачал головой.
— Ты казался мне достаточно мудрым созданием. Ты же знаешь о Гибели Господа.
— Да.
— Тогда ты знаешь, что у Меня едва достало сил, чтобы не рассыпаться в прах, чтобы вылечиться, не говоря уж о явлении Себя людям там. — Христос махнул рукой в сторону стен. — Мой источник исчез, — сказал Он мрачно. — Я живу на старых запасах, а они небесконечны.
— Он хочет сказать, чтобы ты ушел и прекратил досаждать нам, — объяснил монстр.
— Теперь у них есть свет, — объяснил Христос. — Они с ним поиграют, потом привыкнут, и все станет, как было. Есть ли тебе место среди них?
Я задумался на секунду, потом покачал головой.
— Нет. Я слишком уродлив.
— Ты слишком уродлив. Я слишком известен. Мне надо прийти из толпы, безымянным, а это невозможно. Нет, оставь их. Они снова сотворят Меня или, еще лучше, окончательно забудут обо Мне. О нас. Нам боле нет среди них места.
Я, ошеломленный, тяжело сел на каменный пол, а Христос погладил меня по голове, проходя мимо:
— Возвращайся в свое укрытие. Живи так хорошо, как сможешь. Наше время ушло.
Я повернулся к выходу и, когда добрался до коридора, ведущего вверх, услышал Его голос позади:
— Ты в бридж играешь? Если да, то найди еще одного. Для партии нужны четверо.
Я взбирался по трещине, сквозь стены, по аркам над царящим внизу весельем. Я не только не стал Папой — после благословения самого святого Петра! — но даже не смог убедить Того, кто был предназначен для этого, взять власть.
Полагаю, вечного студента отличает от других то, что он всегда возвращается к учителю, когда собственный разум его подводит.
Я пришел к медному гиганту. Тот забылся в медитации. Около его ног валялись обрывки бумаг с планами Собора. Я принялся терпеливо ждать, пока он не обратит на меня внимание. Великан повернулся, положив подбородок на руку, и взглянул на меня.
— Почему ты такой грустный?
Я помотал головой. Только он различал мои черты и мог прочесть по ним настроение.
— Ты последовал моему совету? Я слышал шум.
— Меа maxima culpa.
[51]
— И?..
Я, запинаясь, рассказал о том, что сделал, и об отказе Каменного Христа выйти к людям. Гигант выслушал внимательно, ни разу не перебив. Когда история подошла к концу, он встал, возвышаясь надо мной, и ткнул линейкой в сторону открытого портала.
— Ты видишь то, что находится там, снаружи? — спросил великан. Указка словно устремилась за пределы острова, пролетела над лесами к далекому зеленому горизонту.
Я ответил, что вижу, и застыл в ожидании продолжения. Учитель, казалось, опять глубоко задумался.
— Когда-то на месте деревьев стоял город. Туда тысячами приезжали художники, шлюхи, философы, ученые. И когда Бог умер, все ученые, шлюхи и художники не смогли удержать воедино расползающуюся ткань мира. Как ты думаешь, сумеем ли мы сделать это сейчас?
Мы?
— Решение о том, нужно нам действовать или нет, не должно определяться ожиданиями, — ответил я и посмотрел на него искоса, не скрывая удивления и замешательства. — Или должно?
— Может, Mortdieu — это знак того, что нас наконец отняли от груди. Теперь мы должны всего добиваться своими силами, переделывать мир самостоятельно. Что ты думаешь об этом?
Я слишком устал, чтобы оценивать его слова по существу, но на моей памяти гигант никогда не ошибался.
— Ладно, я соглашусь. И что?
— Каменный Христос сказал, что Его силы на исходе. Если Бог отлучил нас от старых привычек, то разве может Его Сын заменить нам материнский сосок?
— Нет…
Он скорчился рядом со мной, лицо его сияло.
— Я думал о том, кто действительно станет следующим. Выйдет вперед. Это очевидно. Не мы. Так кого же выберут, малыш?
— Меня? — последовал кроткий вопрос.
Великан посмотрел на своего ученика с жалостью.
— Нет, — сказал он через какое-то время. — Меня. Нас отлучили! — Он прошелся в танце, а потом убрал мои лапы, которыми я опять закрыл клюв. Я заморгал. Учитель схватил меня за обрубки крыльев и поднял на ноги. — Встань прямо. Расскажи мне все.
— О чем?
— Расскажи мне о том, что происходит внизу, и вообще обо всем, что тебе известно.
— Я не совсем понимаю, о чем ты говоришь, — запротестовал я, дрожа.
— Твердый как камень! — Ухмыляясь, гигант склонился надо мной. А потом усмешка исчезла, он постарался придать себе суровый вид. — Это тяжелая обязанность. Теперь мы должны переделать мир сами. Мы должны координировать мысли и мечты. Хаос никуда не годится. Какая возможность — стать архитектором целой вселенной! — Фома взмахнул линейкой к потолку. — Выстроить даже небеса! Прошлый мир был тренировочной площадкой со строгими правилами и ограничениями. А теперь нам ясно сказали, что с обучением покончено и мы готовы вступить во взрослую жизнь. Я рассказывал тебе о правилах архитектуры? Об эстетике? О необходимости гармонии, взаимодействия, полезности и красоты?
— Немного.
— Прекрасно. Не думаю, что процесс перестройки вселенной потребует лучших правил. Не сомневаюсь, что в ходе необходимых экспериментов один или два шпиля рухнут. Но теперь мы работаем на себя, ради нашего триумфа и вящей славы Господа, сотворившего нас! Не так ли, мой уродливый друг?
