На следующее утро этнографы и Троост были гостями на пиру в общинном доме. Собралось все племя — две сотни человек. На земле были расстелены соломенные циновки, а вокруг них уселись на корточках рептилоиды. Судя по строению их ног, сидеть на корточках они могли часами, ничуть от этого не страдая, а вот у Трооста быстро заныли колени. Он не решался сменить позу, боясь нарушить местные традиции, поэтому незаметно активировал ИГ-пояс и уменьшил свой вес до сорока процентов.
Главным угощением стал тушеный глотосвин — очень крупное местное животное. Травояден, достигает четырех с половиной метров в холке, обладает массивным телосложением бизона, но при этом длинной жирафьей шеей и пастью с торчащими вперед зубами, которыми стрижет листья и целые ветки. Мясо жестковато, но довольно вкусное.
Троост уже очень давно не пробовал настоящего мяса. Не синтезированного, не клонированного, а принадлежащего реальному животному. На Земле такое сейчас никто не ест. В колониях еще иногда встречается, но тоже редко. Какой смысл убивать живое существо, если бифштекс или лангет можно вырастить в чане?
Но при отсутствии высоких технологий без этого, конечно, не обойтись. Даже для человека вегетарианство неестественно, а рептилоиды на одних ягодах и фруктах вообще загнутся.
И глотосвина они умяли подчистую, до последнего волоконца. В том числе язык, печень, почки, мозги и даже глаза. Почти тонна чистого мяса. По окончании трапезы рептилоиды стали вялыми, сонными, их глаза подернулись белесой пленкой. Похоже, они, как и земные рептилии, могли за один присест съесть сразу очень много, а потом долго поститься.
Со своего места поднялся шаман. Он обвел племя суровым взглядом и сказал:
— Вижу, вы поели. Это хорошо. Надеюсь, вам понравилось угощение, потому что для одного из вас оно сегодня было последним. Прошу всех пройти в святилище, чтобы мы могли совершить жертвоприношение.
Трооста словно пронзило молнией. Он недоверчиво посмотрел на этнографов — те тоже сидели как на иголках. Прятали взгляды.
Рептилоиды, ничуть не смущаясь землян, вышли наружу и один за другим скрылись в святилище. Тяжелая, вытесанная из цельной доски дверь наглухо закрылась. По обеим ее сторонам встали стражники с копьями. Только после этого Мимун смущенно произнес:
— Поверьте, Троост, мне и самому это очень неприятно. Да, они практикуют человеческие жертвоприношения. Причем сейчас у них, по-видимому, жертвенный сезон — они проводят такой ритуал каждые три дня.
— Каждые три дня?!
— Увы. Мы наблюдаем это уже в шестой раз и каждый раз надеемся, что этот — последний. В конце концов, у них не настолько многочисленное племя, чтобы устраивать гекатомбы!
— И что там сейчас происходит… внутри?
— Неизвестно. Но вы слышали, что сказал шаман. Один из них оттуда уже не выйдет.
— В прошлый раз это был очень милый старичок, — пожаловалась Данцер. — Знаток кореньев и лекарственных трав. Он так интересно про них рассказывал…
Жертвоприношение длилось около получаса, и все это время Троост следил за показаниями биоискателя. Первые двадцать пять минут на субэкране светилось число «201»… а потом оно резко сменилось на «200». Количество живых рептилоидов в зоне охвата уменьшилось на единицу.
— Сколько всего их на планете, говорите? — рассеянно спросил Троост.
— Около пяти тысяч взрослых индивидуумов. Они очень малочисленны.
— Может, именно поэтому и малочисленны?.. Ведь в остальном их жизнь не назовешь такой уж суровой. Климат на этом архипелаге мягкий, пищи вдоволь, смертельно опасных животных нет, бактериологическая ситуация далека от критической…
— Насчет последнего можно поспорить, — возразил Мимун. — Вы же не забыли про вчерашнюю роженицу?
— Я не видел ее тела и не знаю причины смерти, — покачал головой Троост. — Аборигены ничего внятного об этом не сказали. Может, она споткнулась и ударилась головой о камень, откуда мы знаем?
Следующую ночь и большую часть дня Троост провел на «Нимроде». Он отправил несколько дронов-разведчиков в поиск по окрестностям стойбищ — попробовать найти «инкубатор» или кладбище рептилоидов.
Рождение и смерть — главные события в жизни каждого существа, и у всех разумных форм жизни они в той или иной степени табуированы, имеют сакральный смысл и обставлены какими-то ритуалами. Но все же обычно их не скрывают так тщательно. Дроны искали почти сутки и ничего не нашли.
Ладно еще кладбище — возможно, туземцы кремируют или поедают своих покойных, — но инкубатор-то, инкубатор! Даже если рептилоиды выходят из яиц уже взрослыми — сами яйца где-то же должны храниться! Не под водой же… хотя это мысль… Троост велел разведчикам ее проверить.
Зверолов ожидал результатов проверки, когда его вызвал Мимун. Он сообщил, что обещанная большая охота состоится завтра на рассвете, и если Троост не передумал…
Он, конечно, не передумал.
Землянам в этой охоте отвели роль наблюдателей. Используя современные технологии, они могли наготовить всему племени дичи на несколько лет, но это, конечно, исключалось. Этнографы вообще старались свести вмешательство в жизнь туземцев к самому минимуму — ничему их не учить, ничего не рассказывать.
Они, к счастью, ничего и не спрашивали. Явились откуда-то волосатые белые люди без чешуи — ну и что с того? Лишь бы не мешали.
Впрочем, для первобытных народов это в порядке вещей. Они ведь еще не знают, чему нужно удивляться, а чему нет. Дикарю достаточно отойти от стойбища на дюжину километров, чтобы встретить много нового и непонятного. Может, вон за той горой целый миллион таких белых людей — откуда им знать? Рептилоиды же там ни разу не были.
Первую скрипку на охоте играла уже знакомая Троосту Поющая Радуга. У рептилоидов вообще охотились в основном женщины, но эта девушка оказалась среди них самой ловкой, быстрой и меткой. Она лихо орудовала самодельным луком, менее чем за час подстрелив трех крупных летучих ящеров, похожих на толстеньких птеранодонов. Каждый ее успех был встречаем одобрительными криками племени, но в этих криках явно слышалась и зависть.
А потом началось самое главное. Поющая Радуга напала на след матерого глотосвина. Зверь неспешно шествовал среди зарослей, закусывая листочками с кончиков веток, самыми сладкими и сочными. Уродливая голова на длиннющей шее так и плыла над зеленым морем.
В вольерах «Нимрода» было уже четыре таких особи, поэтому Троост наблюдал за глотосвином спокойно. А вот Поющая Радуга вся подобралась, стала похожа на чешуйчатую гончую. Ее гибкое изумрудное тело по-змеиному заскользило в высокой траве, все ближе подбираясь к вожделенной добыче. В руках она держала не лук — толстокожего гиганта ее стрелы бы только посмешили, — а легкое копье. Кремневый наконечник был великолепно отшлифован и заточен до бритвенной остроты.
Остальные члены племени играли роль загонщиков. Они плясали вокруг глотосвина и громко шипели, пытаясь довести его до исступления. Получалось у них это не лучшим образом — Троост даже неодобрительно покачал головой. И вот эти существа живут охотой?
