— Насчет выходки Тамары с деньгами могу сказать одно. Надоумил ее кто или нет, просчиталась она по всем позициям, полностью. Скаредничество мне не свойственно по характеру, и считаю, что порядочностью тоже не обделен. Сумма, которую пыталась стребовать с меня Тома, ощутительна, но не фантастична. Даже не чрезмерна. Признаюсь вам, Юлия, у меня самого, без всяких намеков, была мысль преподнести ей ко дню свадьбы примерно такую сумму. В качестве приданого. Но как только начались угрозы и требования, пришлось, к сожалению, отказаться от этого намерения. Иначе, сами посудите, как бы я выглядел? Вы меня поняли? Что-нибудь еще по этому вопросу?
— Достаточно, — сказала я.
Теперь глаза у меня открылись, и не осталось ничего непонятного. Подготовка к жесткому «наезду» на братьев Степановых началась задолго до убийства Роминой. Недели за две, как сказал Павел Иванович, Скопцов подвигнул Ромину на шантаж, и это был первый ход, самое начало партии по спасению жизни Джулаева. К тому времени Скопцов уже в женихах Тамары ходил. Значит, подготовку они провели загодя, а распланировали все еще раньше. Тамара, бедняжка, и не предполагала, что приговор ей уже вынесен. Замуж собиралась. Интересно, в какой момент осуществления планов прибыл сюда Бонза? Он — исполнитель. Он убивал Ромину. Стало быть, он был с нею знаком и должен помнить ее голос в такой степени, чтобы легко узнать его по телефону.
Жена Степанова принесла кофе. Закрытый кофейник и две чашечки на маленьком подносе. Я поспешно убрала со стола сумку, повесила ее на спинку своего стула.
Лидочка была заметно моложе мужа и смотрела на него с обожанием, а на меня — настороженно и неприязненно. Я ее понимала. Прыть благоверного наверняка ей известна.
Когда она налила кофе, Степанов ее поблагодарил с нежностью и проводил к двери. Кофе оказался очень хорош.
После первой чашки Павел Иванович закурил, спросив у меня разрешения, а я выложила перед ним свои подарки и приступила к подробному инструктажу, длинному от необходимости оговаривать все детали. Роль, отведенная ему в моих планах, была значительной, а Павел Иванович не из тех людей, которые проявляют исполнительность, когда предписываемые действия им непонятны.
* * *
Этим воскресным утром Бонза поднялся поздно. Превозмогая головную боль, кое-как умылся, оделся и вышел из дому, на осеннее полуденное солнышко. Поперек дорожки раскорячилась машина Андрея. Ее пришлось обходить по раскисшей от дождя земле, пачкать ботинки. Выйдя на твердое по другую сторону «девятки», Сергей пнул ее в грязное колесо и выругал Скопцова, поленившегося поставить машину в стороне.
— Зачем, Серега? — втолковывал ему вчера пьяный Скопцов, и очки его отражали свет из открытой двери. — Ты пойми, везде грязь, а дверца у нее на дорожку смотрит. Утром сядешь и поедешь ко мне в сауну поправлять здоровье. Ну?
— Годится! — согласился нетрезвый Ивлев. — Но это — завтра. А сегодня мы с тобой…
— Мы с тобой еще попируем! — подхватил Андрей. — На страх всем сгоревшим и утопшим.
— Тс-с! — приложил палец к губам похолодевший, несмотря на солидное количество употребленного горячительного, Бонза и попросил шепотом: — Не поминай, камрад, покойников на ночь глядя.
— Ла-адно!
«Камрад» хлопнул соратника по спине и засмеялся с противным дребезгом в голосе.
— Не знал я, что… кому?.. Бонзе!.. мертвецы по ночам видятся. Вот это компашка!
Сергей подумал, что легко насмехаться этому, местному. Не ему оставаться в доме, где сюрпризом с того света появилась кассета, в существование которой невозможно поверить, пока не увидишь ее собственными глазами.
Они тогда едва не поругались и поругались бы, если бы не запивали пивом «Хрустальную» водку. Этот коктейль в конце концов успокоил Ивлева, настроение его повысилось, и он уже сам взялся вышучивать страх, овладевший им поначалу.
Да и Андрея оторопь взяла, когда после просмотра фильма услышал он об обстоятельствах появления его здесь. Ногти стал грызть господин Скопцов, не замечая, что очки перекосились и вот-вот свалятся, съехав на кончик носа. А потом, просидев так, молча и неподвижно, минут пять, вдруг повеселел, вытащил из кармана куртки литровую бутыль «Хрустальной» и после первой стопки, выпитой без закуски, на скорую руку, объяснил все одним махом:
— И чего мы с тобой, Сергей, в панику вбились? Побывала здесь эта стерва, которой сатана помог из канализации выбраться, она мне и в фирму звонила. Это — точно! Да приди ты в себя, взгляни на вещи трезво.
— На такие вещи трезво взглянуть можно, только напившись, — мрачно пошутил Бонза. — Слишком много необъяснимого.
— Вот и напьемся! Для прояснения! — воскликнул Скопцов. — А из необъяснимого я признаю только одно — вопрос: чего ей от нас надо? Ты заметь, — скривился он в ехидной гримасе, — сама не показывается, осторожничает. Научена, с-сучка! И, знаешь, — продолжил уже вполне серьезно, — не от легавых она.
— Нет, конечно, — согласился Бонза. — Будь она из «конторы», к нам с тобою, корешок, давно бы ОМОН в гости пожаловал.
Андрей при этих его словах отплюнулся, как это делают при упоминании нечистой силы, и налил еще по стопочке.
— Не показывается!.. — проворчал Бонза и опрокинул в себя спиртное. Содрогнулся, вытер тыльной стороной ладони мокрые губы и продолжил: — Такие в полночь появляются.
— Да брось ты! — засмеялся Скопцов. — Я здесь с тобой до полуночи буду. Пока не прикончим эту «маманю» — он схватил, подбросил, поймал и поставил обратно бутылку. — Пошли на кухню за колбасой и пивом. Да, нервишки у тебя, однако…
К полуночи прикончить «маманю» они не успели, но во хмелю увязли крепко. Смеялись, шутили и прекрасно покуражились — поколотили злополучную кассету о стену, растоптали ее ногами и предали огню в недостроенном, но уже с хорошей тягой камине. Горела она адским сине-зеленым с желтизной пламенем. Даже Том, как ни дыбил он шерсть, ни выгибал спину и ни задирал трубою хвост, не смог умерить веселья братьев-разбойников.
Домой Бонза вернулся скоро, неся за уголки три пакета молока и в значительной степени проветрившись от винных паров. Похмелье, от которого у любого и не такого, как он, на душе кошки скребут, не дало ему обратить внимания на серую «Ниву», стоящую невдалеке от калитки. Не узнал Ивлев машины, на которой доехал вчера сюда от больницы.
Дома он перелил молоко из пакетов в трехлитровую банку и вместе с ней, прихватив с кухни стакан, пошел в комнату, в кресло, к телевизору — опохмеляться. Том вертелся под ногами, орал, требуя своей доли. Пришлось поделиться.
Со стоном облегчения Бонза опустился в кресло, потер лоб, медленно задрал голову, разминая шейные позвонки. Первый стакан выпил единым духом и не заметил, как влилось молоко в нутро, подобное сейчас печи огненной. Только живительный холодок пробежал по пищеводу, доставив короткое наслаждение. Это было то, что надо. Положив голову на спинку кресла, Сергей закрыл глаза, медленно вздохнул и замер, прислушиваясь к ощущениям. Они обнадеживали.
