Вспышка губернатора не была неожиданной для меня: я прекрасно понимала, в каком взвинченном состоянии он находится. Но тем не менее было неприятно.
— Ну что ж, — несколько сухо произнесла я, — с этим ясно. Осталось только созвониться с Андреем Леонидовичем.
Глава 3
Разговор с Громом был краток.
Он уже знал об убийстве Войнаровского и сказал, что мне нужно взяться за это дело, как и говорит губернатор. Не исключено, что при осложнениях — а они могут возникнуть, заявил генерал Суров, — он приедет в Тарасов лично.
— Кроме того, посмотришь у себя в компьютере, — добавил он.
Это значило, что он скинул по электронной почте какую-то информацию, касающуюся дела. Естественно, в зашифрованном виде. А то были прецеденты, когда наши сообщения по e-mail'у уходили, как камни в черную воду, в чужое информационное пространство и не достигали своих адресов, а к нам в «ящик» пихались совершенно непонятные послания. Например, однажды личный секретарь Грома выудил из электронной почты текст под названием «Анька Каренина». Никакого отношения к произведению Льва Толстого и уж тем более к ведомству государственной безопасности этот текст абсолютно не имел, поскольку представлял собой дешевый, почти порнографический псевдотриллер с мелодраматическим уклоном.
Я вышла из здания администрации в противоречивом настроении.
С одной стороны, зрело какое-то нехорошее, подленькое удовлетворение тем, что разнузданный сынок губернатора, в самом деле очень неприятный тип, получил наконец по заслугам. Пусть даже если эти «заслуги», то есть убийство Александра Войнаровского, принадлежат не ему.
С другой стороны, вызывало сомнение то, что Игорь мог сделать подобное. Нет, моральных препон у него не возникло бы никаких — насколько я знала отпрыска губернатора, в припадке белогорячечной ярости он мог убить даже родного отца или мать. Препоны могли возникнуть чисто физические: не способен он в том состоянии, до которого наверняка дошел за три дня пьянки, убить троих здоровенных мужиков фактически голыми руками, а четвертого так шарахнуть головой об стену, что на ней, верно, осталась вмятина!
Было и третье соображение: уж слишком губернатор упирал на причастность к убийству Лозовского. Мне подумалось, станет ли один из крупнейших капиталистов страны разменивать себя на откровенно уголовные заказы для устранения того или иного конкурента. В конце концов, на дворе двадцать первый век, а не начало девяностых годов двадцатого, когда творился дикий и кровавый беспредел в сфере распределения собственности.
Странным показалось мне и то обстоятельство, что губернатор принял известие об аресте сына с таким надрывом и тревогой. Оно, конечно, понятно, скандал жуткий, но Дмитрий Филиппович вел себя так, словно не в его силах было повлиять на следствие, как он делал раньше, когда был заинтересован в том или ином исходе какого-нибудь расследования или судебного процесса. Словно в деле об убийстве Александра Войнаровского действуют куда более значительные силы, чем с первого взгляда можно предположить.
Впрочем, хватит рассуждений.
Ну что ж, несмотря на то, что сегодня воскресенье, придется поработать. И прежде всего — съездить на место преступления и увидеть все собственными глазами.
* * *
Александр Емельянович Войнаровский при жизни не бедствовал.
Это можно было заключить, даже бегло взглянув на шикарный двухэтажный коттедж, довольно удачно стилизованный под небольшой замок в готическом стиле. Правда, к замку не совсем подходила длинная застекленная терраса, через которую только и можно было проникнуть внутрь дома. Как выяснилось, терраса могла дать фору иному таможенному пункту, потому как в ней был установлен рентгеновский аппарат, имелся металлоискатель, а ко всему этому роскошеству традиционно прилагались охранники.
Сейчас охранников не было, их тела уже увезли в морг, а шустрили здесь ребята из ведомства генерала Платонова, а также следователь прокуратуры. МВД подключено не было, вероятно, как я подумала, по личной инициативе губернатора — задействовать по делу только спецслужбы.
Тут же находился и главный подозреваемый. Я подъехала как раз к тому моменту, когда он начинал давать показания прямо на месте преступления.
Уже начинало темнеть. Игорь Дмитриевич, среднего роста, плотного телосложения мужчина лет тридцати пяти, с загорелым носатым лицом и неожиданно светлыми водянисто-голубыми, чуть навыкате, глазами, стоял посреди дороги неподалеку от дачи Войнаровского и говорил угрюмым, хрипловатым голосом, в котором то и дело проскальзывали нотки откровенной злобы и негодования:
— Ну вот тут… Вот тут я шел, а потом встретил его, а он дал мне этот пистолет, мать его, и сказал… Или нет, ничего не говорил…
— Кто — он? — перебил его следователь.
— Ну я ведь говорил уже… Где ты был, когда я рассказывал?
— На экспертизе, — ничуть не смутился развязным тоном Игоря тот. — Где ваши пальчики со ствола снимали, Игорь Дмитриевич.
— Я же сказал, что был тут один кореш… Где-то я его раньше видел, только не помню, где. Ну вот. Мы же бухали на моей даче, так он туда пришел и сказал… м-м-м…
По мучительно напрягшемуся лицу Игоря я увидела, что он не знает, что сказать. То ли врал, и причем очень неискусно и неуклюже, то ли пытался выудить из своего оплетенного похмельным синдромом нездорового мозга воспоминание того, что было или он сам считал правдой.
Я протолкалась к подозреваемому и произнесла:
— Добрый вечер, Игорь Дмитриевич. Вы меня узнаете?
Игорь поднял на меня мутные глаза и проворчал:
— А, ты? Папаша прислал, что ли?
— Да, он.
— Лучше бы он пару адвокатов прислал, а то меня тут раскатывают, как тесто… И во-о-о-н этого козла из прокуратуры уволил бы! — вдруг дурным голосом заорал он и ткнул пальцем едва ли не в лицо следователю, который только что заявил, что был на экспертизе.
Сын губернатора, как всегда, блистал великосветскими манерами.
— Думаю, что вам не стоит так кричать, — проговорила я. — Кричать будете, когда вас оправдают. А сейчас, если тыкать пальцем в следователя, закатают на пожизняк, и будете там кукарекать! — грубовато прибавила я, потому что уж совсем по-хамски вел себя «цесаревич».
Игорь Дмитриевич мгновенно остыл и посмотрел на меня с вяло зашевелившимся интересом. Этот интерес промелькнул в его мутных глазах, но тут же испарился, как капли воды, попавшие на раскаленный металлический лист. Он широко расставил ноги и развел в разные стороны руки, как будто боялся потерять равновесие и упасть, а потом проговорил сквозь зубы:
— Ладно уж… язви, мымра. Все вы тут… такие. Рады стараться. Вот что, Юлия Сергеевна, — скорчив официальное лицо, обратился он ко мне, никто ему не мешал и не прекословил, — это самое… кого папаша мне в адвокаты отрядить собирается? А то мне, по идее, со следаками через адвоката разговаривать надо.
