— Привет! Алоха! — повторял он.
Каждой даме дарили пластиковый цветок гибискуса. Люди сегодня толпились до полудня, и очередь тянулась до самого корабля. А в дальнем конце стоял толстоватый пожилой господин с прекрасными глазами, господин, одержимый беспокойством и пытавшийся привлечь к себе внимание Баунти-Джо.
— Привет! — воскликнул Джо. — Алоха! Все о'кей?
Когда же Тим Теллертон слегка улыбнулся, Джо узнал его и еще раз произнес:
— Привет! Какая нынче прекрасная воскресная погода!
Мало-помалу великолепный день склонился к вечеру, и белые шлюпки возвращались обратно, лавируя у входа в гавань. В нужное время на корабле зажглись огни. Люди постепенно исчезали — кто наверху, в самом Сент-Питерсберге, кто в Тампе, или в Сарасоте
[25]
, или же далеко-далеко в этой громадной стране. Они садились в свои машины и пускались в путь. Сент-Питерсберг же снова становился тихим, беззвучным городом.
Когда Тим Теллертон вернулся обратно в «Приют дружбы», принял ванну и лег отдохнуть, он озабоченно подумал о том, что кому-то следовало бы помочь юноше, что стоит возле «Баунти», побеседовать с ним, попытаться дать ему понять: время не бесконечно. Оно течет быстро, все быстрее и быстрее. Он, этот юноша, должен бояться быстротекущего времени и найти себе преисполненную смысла работу. Тим Теллертон знал, что ничто столь незаметно-расточительно не бросается на ветер, как красота, редко, впрочем, возвышенная до подлинной своей ценности, покуда она в расцвете, а позднее удерживаемая с помощью чрезмерных усилий и отчаяния.
Расточительство — бессмысленное и бесперспективное — печалило его. Всю свою жизнь держался он на расстоянии от благополучных, но ненадежных высоких постов, фейерверков и тех преувеличенных выражений чувств, что не страдают избытком достоверности. А выказывают их прежде всего ради того, чтобы заставить время идти так, словно оно никакой ценности не представляет. Собственное его время — остановилось.
Когда же он сомкнул глаза, к нему явились картины, вернее то, что он называл картинками, мрачные и ничуть не осложненные выразительными деталями, к нему явилось все утраченное, недостижимое… быстрой чередой промелькнули перед ним все комнаты его жизни — одна за другой, номера в отелях и тамошние лестницы, и запертые двери… комната за комнатой, и все — такие молчаливые…
Он попытался думать о людях, бродивших в воскресенье по пирсу, и о себе самом в центре этой толпы. «Беззаботный и приветливый день в прекрасную погоду! Люди не знали, кто я, это знал лишь единственный из них. Мне хотелось бы помочь ему, но все стало так трудно объяснять, все, что я говорю, либо не принималось, либо отвергалось только потому, что было сказано старым человеком…»
14
Миссис Томпсон прибыла в «Батлер армс», никоим образом не подготовив к своему визиту мистера Томпсона. В один прекрасный день, стоя на веранде, она задала вопрос о своем муже, причем задала вопрос в манере, производившей впечатление, близкое к угрозе.
Миссис Томпсон была маленькой костлявой женщиной с острым взглядом темно-карих глаз, в парике. Ее манера опускать голову и таращить глаза поверх очков вызывала беспокойство, казалось, будто очень маленький бычок раздумывает, не напасть ли ему на тебя?
Никто не сказал ей, что Томпсон пошел в бар Палмера, Тельма Томпсон села в ожидании на веранде и, достав вязание, скупо рассказала о своей поездке из Айовы, о злобном шофере, о грязной гостинице прямо против автобусной станции и в конце концов дала понять: чтобы узнать адрес Томпсона, ей понадобилось много лет.
— Подумать только, что все это время он был женат! — сказала Фрей.
А миссис Томпсон, посмотрев на нее поверх очков, фыркнула.
Пибоди становилось все страшнее и страшнее. Кому-то следовало предупредить его, ведь абсолютно необходимо подготовить беднягу к тому, что произошло. Внезапный шок мог обернуться чем-то опасным. Она энергично поднялась, объявив, что голодна, и миссис Томпсон, тотчас спрятав свое вязание, сказала, что ей тоже хочется есть. Они молча прошли в кафе «Сад». Оно было битком набито, а очередь к стойке тянулась от самых дверей. Очередь пенсионеров шаг за шагом продвигалась вперед. Невероятно медленно проталкивали они свои подносы на прилавке, выбирая среди блюд салаты и десерт. Сегодняшнее меню составляли почки, гамбургеры и колбаса.
Легендарно-старой миссис Бовари, стоявшей как раз перед ними, было трудно выбрать себе блюдо. У нее ужасающе тряслись руки и голова. «Бедная миссис Бовари, — думали Пибоди, — не следовало бы ей снова брать желе…» Но миссис Бовари все же взяла его, так как любила желе, и вот все оно перевалилось через край тарелки и упало вниз, смешавшись с почками. Она попыталась было выловить желе из почек и поднять его, но у нее ничего не получилось.
— Об этом позабочусь я, — сказала миссис Томпсон, протянув вперед длинную руку, но старушка прошипела: «Заботьтесь о своих собственных делах!»
И пошла дальше, но уже без желе.
— О, извините, — пробормотала в совершенной растерянности Пибоди и взяла тарелку с почками, хотя ненавидела это блюдо. Их очередь уже почти подошла к кассе, и она ждала лишь обычного происшествия с подносом миссис Бовари. Официант попытался было притянуть его к себе, но старая дева держала поднос обеими руками и сказала:
— Будь благословен, а я понесу почки сама. Неужели вы никогда не выучите, чего хочу я!
Негр усмехнулся, и они вдвоем понесли ее поднос с едой к ближайшему столику. Зрелище — всем на удивление!
— Вот как! Оказывается, нельзя нести свой поднос самой! — сказала миссис Томпсон.
— Нет, нельзя! А им надо дать чаевые, лучше держать их в руке наготове, ведь они торопятся, а если не успеешь, они пожимают плечами и считают тебя сквалыгой.
— Сущая чепуха! — произнесла миссис Томпсон.
Кафе «Сад» располагалось в большом красивом помещении, декорированном так, чтобы вызвать в памяти картины джунглей: изображения деревьев с плодами манго и множеством стелющихся по земле корней. С крон деревьев свисали змеи и обезьяны, а пальмы отступали от карнизов, венчающих крышу, чтобы расти дальше над их головой.
Художника, вероятно, воодушевил Силвер-Спринг, — сказала миссис Пибоди. — На будущей неделе мы поедем туда из пансионата «Батлер армс» и совершим путешествие в джунгли по реке. В Силвер-Спринге есть еще аквариум и ферма, где разводят змей. Вы в первый раз во Флориде?
— В первый и последний, — ответила миссис Томпсон.
Почки были ужасающе невкусны, почки не сочетались с желе и кофе с молоком.
— Извините, — произнесла Пибоди, — мне надо на минутку выйти.
На улице она почувствовала себя лучше. Томпсон сидел на своем обычном месте в баре Палмера, он спросил:
— Пибоди, хочешь кружку пива?
