Теперь о главном. Прежде, чем завести печку, нужно в дымоход бросить приличный кусок горящей бересты. — Иначе печка не потянет: на холодный дымоход печку не заведешь, хоть лбом об неё колотись!
Васёк на счёт канна выдал свою резолюцию: «Каждый с ума сходит по-своему!» — И он совершенно прав. Зачем было огород городить? Китайцы делали канны в фанзах — строениях жиденьких, плохо держащих тепло. Поэтому лежанка и обогревалась. А в зимовье, сложенном из брёвен тридцатисантиметровой толщины, канну не место! Зачем себе делать лишнюю головную боль? Всему должно быть свое место! С хорошей печкой и в фанзе можно жить без канна. А деревянный дымоход — это вообще полнейший идиотизм! Если на то пошло, если так далеко зашла игра в прошлое, — то отказывайся и от железных капканов, лови соболя кулёмками да плахами. Свои мотонарты-«Буран» поставь на вечный прикол, ходи пешком на лыжах.
Подошли к Найбе.
Николай брод забыл, а Тимоха не знал. Остальных не спрашивают, — они не были возле устья Сунсури. Найба здесь течёт ровно, ям нет, глубина стабильная, немногим меньше метра, ширина водной преграды — около сорока метров, вода светлая, можно сказать, малая. Небольшой подъём воды, — и в этом районе Найбу не перейдешь. Где-то рядом есть полукруглый перекат глубиной всего с полметра. Но искать перекат смысла нет: вода малая.
Аккуратно форсировали реку. Устье Сейма — в сотни метрах ниже, там перехода нет даже в малую воду. Не хватает одной собаки: Байкал потерялся. Звали, кричали, глотки надорвали, всё живое в округе перепугали. Больше Байкала никто, некогда не видел. Жаль пёсика, симпатичный был зверёк, характерный, кровь хорошая…
Скорей всего, пёс остался возле приманки, которая воняет за три версты. Кстати, больше к приманке за Чёртовым мостиком охотники не подходили. Байкал кормился на этой приманке. А потом попал под пулю какому-нибудь шахтёру. — Шахтёры после трудовой недели в шахте лазают по окрестностям Быкова, стреляю всё, что шевелится. Охотятся так сказать. Для них не существует установленных сроков охоты. Парниша уверен на сто процентов, что пёс угодил под пулю, — Байкал не дался бы никому в руки. Взять такого пса можно только с помощью пули…
Надо было сходить за собакой на ручей. Но кому это нужно? Хозяина Байкала здесь нет. Николай брал собаку с собой, — он и должен был идти. А он рукой махнул: мол, пожрёт — догонит, а нет — так и чёрт с ним…
Перешли на правый берег Сейма. Это не Найба: Сунсури по водности меньше Десны чуть ли не в два раза. По протяженности Сейм примерно вровень с Десной.
— Витёк, отпускай барана с поводка.
— А если убежит? — заартачился Витька.
— Витя, не слушай Тимоху. Он одну собаку зимой отпустил с поводка — и поминай как звали!
— Коля, та собака до зимовья сама пришла, а убежала через два дня. Не полезет этот крокодил через Найбу! Да куда убежит кобель от двух сук? Витёк, ты по лесу замучаешься с ним тащиться на поводке.
— А я с ним не пойду, вон сейчас лес начинается, и пусть Коля ведет.
— Тимоха, смотри, убежит — тебя съедим!
— Коля, эту собаку легче в рюкзаке тащить, чем на поводке вести, — пес шугается каждого куста.
— Тебе что, печки на плечах мало? — с издёвкой спросил Гоша.
Собаку всё-таки отпустили, — иначе никак: по незнакомой местности, без троп, с собакой на поводке — это экстрим на нервы. Тропа идёт только по Сунсури, Коля с Тимохой фактически не знают тропы. Рыжая псина побежала впереди охотников-строителей, следом за охотническими собаками.
Белка с Бесей, правда, по тропе мало идут — всё по лесу бегают, соболей ищут. Баран только по тропе идёт, в лес — ни шагу, боится потеряться. Страшно одному в лесу! — В кастрюле будет ещё страшней! В самой кастрюле не страшно, страшен прыжок в кастрюлю, но это быстро!..
Ребята часто теряют тропу, обычно после бродов. Хорошо, что зелёнка давно пожухла. В сентябре разок пробежались по Сунсури, сверху. Лично Тимохе речка не понравилась: в поймах много хвоща, который не жухнет никогда, броды скользкие, с хребта Скалистого в реку впадают вонючие ручьи, — запах сероводорода схож с запахом тухлых яиц, аромат неприятный. На хребте Скалистом под землей — кругом каменный уголь.
Дошли до большой левобережной поймы, поросшей шиповником. Под ногами — всё тот же хвощ. Шиповник тоже не жухнет, а надо было бы! — Шипы большие, ветки упругие, по малиннику легче идти, по асфальту вообще здорово идти, но лучше ехать!
Пересекли пойму, направились вдоль начала сопки к ключу Соха. По Сейму шли около двух часов. Соха пересекает пойму горазда выше того места, откуда охотники начали резать путь. Таким манёвром срезали расстояние, но во времени, кажется, проиграли. Да лучше бы до устья дошли и по Сохе пересекли пойму! — Как говорится, овчинка выделки не стоила.
На Сохе устроили очередной перекур. Двое курят, двое присутствуют — смотрят, как двое курят. Солнышко сегодня разошлось: греет, что летом.
Ключ Соха в нижнем течении, на протяженности примерно двух километров, сплошь завален пойменным тонким лесом. Участок пути тяжелый: барьер на барьере. — Хоть соревнования устраивай по бегу с препятствиями! Завалы оставили позади, пойма закончилась. Ключ сменил свой характер с тихой, спокойной речушки на строптивый горный большой ручей. Пошел довольно крутой подъём.
Путь-дорожка идёт по ручью, по серому монолиту, распадок узкий. Сколько тысяч лет ключ точил породу, чтоб сделать вот такую дорогу? Порода хорошо держит сапог. Если здесь было бы скользко, как на самом Сейме, то было бы весело, потому что метров двести пришлось подниматься по породе, по летящей вниз воде.
Камни остались позади. Двадцать минут ходу — упёрлись в разваленную плотину. Наверх вылезли по правой стороне, по полугнилым бревнам. Грамотно плотина стояла! Распадок в этом месте узкий, с двух сторон скалы. Ручей летит вниз. Выше плотины характер ключа снова меняется: бежит спокойный, тихий ручей, появилась узенькая пойма.
На юге Сахалина занимались сплавом леса. До чего додумались хозяева родины своей! — Губители, а не хозяева. По неосведомленности, по рассказам знающих людей, которые знают буквально всё, кроме правды и истины, Парниша грешил на японцев. Принялся читать нужные книги — много чего узнал. Правильно говорят, что книги учат! Правда, в самой свободной стране гораздо больше книг, которые не учат, а агитируют, навязывая любовь, уважение, почитание самого главного. Матери? Родины? — Нет! Партии!
После Второй Мировой на Сахалине было много лагерей. Остров не потерял своего статуса: каторга — она и есть каторга, что при царизме, что при социализме. Много было так называемых военных преступников. И, конечно, пятьдесят восьмая статья — враги народа. Западная Украина в Закарпатье лес только и сплавляет. И на Сахалине принялись сплавлять лес по нерестовым рекам ценных пород лососевых рыб. Японцы-то аккуратно вывозили лес на лошадках, — они ведь здесь жить собирались. Те, кто давал указание о сплаве леса, на острове жить не собирались. Им были нужны ордена, тёплые кресла, желательно, в самой Москве. Делали перевыполнение плана по лесозаготовкам на двести и более процентов. Не смог бы японец смотреть на несущийся вниз по распадку грязный глиняный поток воды вперемешку с брёвнами. Поток, уничтожающий всё живое в поймах распадка!.. Цари природы — то есть, хозяева, — такую картину наблюдали десятки раз. Ничего, нормально смотрели, даже не отворачивались!..
