— Не о чем тут думать, Азизи и есть хороший парень.
Александр сменил тему:
— Раз уж речь зашла о моцарелле, кто в ответе за Евино питание?
— Ева рассчитывает, что добрые люди ее накормят, — очень по-библейски, а? Но до свершения этого чуда ее кормят моя мать, ее мать и вот этот простак.
Брайан положил на сковороду кусок жира и смотрел, как тот тает. Прежде чем жир успел растопиться, Брайан закинул туда же два ломтя белого хлеба.
Александр воскликнул:
— Что ты делаешь? Дай сначала жиру нагреться!
Брайан быстро перевернул хлеб и вылил в щель между кусками яйцо. Прежде чем белок загустел, горе-повар вытряхнул малоаппетитное блюдо на холодную тарелку и начал есть стоя.
Александр смотрел на него с отвращением. Каждая трапеза в доме Александра была событием. Все должны были рассесться, стол непременно был накрыт скатертью, разложены приборы, ребятишкам до десяти лет не разрешалось брать бутылки с соусом, а перед едой все были обязаны вымыть руки. Детям полагалось просить разрешения, чтобы встать из-за стола. Александр был убежден, что пища, приготовленная без любви, — негодная пища.
Брайан накинулся на склизкую массу как голодный пес. Доев, он вытер рот и сунул грязную тарелку и вилку в посудомоечную машину.
Александр вздохнул:
— Садись. Приготовлю тебе яичницу. А ты смотри и учись.
Все еще голодный Брайан послушно сел.
Глава 20
На следующее утро Руби принесла белье Евы и Брайана. Выглаженное белье лежало в плетеной корзине безукоризненно ровной стопкой, и Александр, десятью минутами ранее прибывший за ковром Евы, до слез растрогался, глядя на это проявление материнской заботы.
Руби спросила, в школе ли его дети, и он едва смог ответить.
Первые десять лет жизни Александр провел в грязи и бардаке, вставая пораньше, чтобы перебрать кучи одежды на полу у лежака в поисках более-менее чистой, в которой можно было бы пойти в школу.
Когда Руби уковыляла наверх к дочери, он прижался лицом к чистому белью и глубоко вдохнул.
Александр с огромным трудом выволок кровать с лежащей на ней Евой в коридор, но сказал лишь:
— Было бы намного легче, если бы ты встала.
— Если тебе в одиночку не справиться, попроси Брайана помочь, когда он придет с работы, — предложила Ева.
— Нет, — отказался Александр. — Я справлюсь.
В конце концов, подбадриваемый Евой, он сумел вытолкнуть кровать, затем скатал ковер, надежно перевязал его и выбросил из окна. Спустившись по лестнице, он вышел из дома и подсунул под веревку, стягивающую ковер, записку: «Пожалуйста, не стесняйтесь».
К тому времени, когда Александр приготовил чай с тостами и вышел на крыльцо с пустой бутылкой из-под молока, ковра уже и след простыл. Осталась лишь записка, на обратной стороне которой шариковой ручкой нацарапали: «Большое вам спасибо. Не представляете, как много это для меня значит».
Пока Александр шлифовал старые паркетные доски, Ева встала на колени и выглянула в открытое окно. На ней был противогаз, защищающий от пыли, и вскоре по округе распространился слух — изначально пущенный миссис Бартхи, женой владельца газетного киоска, — что доктор Бобер заразил свою бедняжку-жену какими-то лунными бактериями и власти приказали ей не выходить из комнаты.
Позже Брайан озадачился, увидев, как при его появлении очередь к газетному киоску мигом рассосалась.
Мистер Бартхи прикрыл нос платком и сказал:
— Сэр, вы не должны приближаться к людям, будучи разносчиком этих опасных лунных паразитов.
Брайан так долго всесторонне описывал мистеру Бартхи сложившуюся в его доме нелегкую ситуацию, что газетчик заскучал и отчаянно пожелал, чтобы бородатый покупатель покинул наконец лавку. Но доктор Бобер пустился в пространные объяснения, почему на Луне не может быть паразитов, что, в свою очередь, вылилось в многословный монолог об отсутствии на Луне атмосферы.
Спустя несколько прозрачных намеков и даже неприкрытых зевков мистер Бартхи решил закрыться пораньше.
— Это единственное, что мне оставалось, чтобы заставить его убраться, — объяснил он жене.
Та вновь повернула табличку словом «ОТКРЫТО» к улице и сказала:
— А чего это ты плачешь, толстячок?
— Знаю, ты надо мной посмеешься, Зита, но мне на самом деле стало скучно до слез, — признался мистер Бартхи. — В следующий его визит обслужи этого зануду сама.
Немного погодя Брайан вышел из мясной лавки, где купил кусок стейка для себя и восемь свиных сарделек для Евы. Он увидел, как в газетном киоске вновь зажегся свет, перешел дорогу и направился к киоску. Мистер Бартхи заметил приближение словоохотливого носителя лунной заразы и как раз вовремя успел перевернуть табличку и запереть дверь на засов.
Брайан постучался и крикнул:
— Мистер Бартхи! Вы там? Я забыл свой журнал «Новый ученый»!
Мистер Бартхи скорчился под прилавком, стараясь не производить шума.
Брайан крикнул в почтовую щель:
— Бартхи, откройте дверь! Я знаю, вы там!
Когда ответа опять не последовало, Брайан пнул дверь, развернулся и зашагал в свой сумасшедший дом без журнала.
Мистер Бартхи осмелился высунуть голову лишь через пять минут.
Принося вечером отварные сардельки, Брайан сказал Еве, что собирается оформить подписку на научные журналы.
— Бартхи совсем в маразм впал. Зевнул мне в лицо, а потом ни с того ни с сего расплакался. При таком поведении он не заслуживает снисхождения.
Ева кивнула, хотя на самом деле не слушала. Она думала о Брайане-младшем и о Брианне.
Дети уже поняли, что мать больше не отвечает на звонки, но ведь существуют и иные формы общения.
Китаец Хо сидел в своей комнате и по старинке, ручкой по бумаге, писал письмо родителям. Он не мог сообщить им такие новости по электронной почте, нужно хотя бы немного их подготовить, а увидев его почерк на конверте, родители сразу догадаются, что сын хочет донести до них нечто по-настоящему важное.
Дорогие мама и папа,
Вы чудесные родители. Я вас безмерно уважаю и люблю. И мне очень больно признаваться, что я не стал хорошим сыном.
Я влюбился в английскую девушку по имени Поппи. И отдал ей свою любовь, свое тело и все свое имущество, включая деньги, которые вы с таким трудом много лет зарабатывали на обувной фабрике, чтобы отправить меня учиться в английский университет.
Родители Поппи находятся в реанимации в городе Данди. Она истратила все свои сбережения, и я давал ей деньги, пока у меня не осталось ни гроша. Вчера я спросил у любимой, когда она сможет отдать долг, а она расплакалась и ответила: «Никогда».
