– Ну как? – спрашивает он, когда она отпивает из колпачка.
– Неплохо. Для Фазанов – так вообще гениально. Не знала, что они таким увлекаются.
Рыжий, довольный, что удалось избежать ссоры, улыбается:
– А о них вообще мало что известно. Вроде и в Доме живут, но как будто не совсем.
– Точно, – задумчиво соглашается Крыса. – Они нездешние. Но и не наружные.
Некоторое время они молчат. Рыжий наполняет для Крысы еще один колпачок.
– Слушай, – говорит он с напускным оживлением, – говорят, Лорд запал на Рыжую? Просто смертельно запал. Это правда?
Рука Крысы привычно тянется к биркам. Она смотрит на них, но не переворачивает. И так понятно, что Рыжий наконец заговорил о том, что его по-настоящему волнует.
– Откуда мне знать? – огрызается Крыса. – Я только что вернулась. Сам у нее спроси.
– Ее бесят такие вопросы, – уныло признается Рыжий.
– Значит, и со мной нечего это обсуждать.
Глаза Крысы делаются злыми, но Рыжий ничего не замечает. Он возится с фляжкой. Завинтив, поднимает голову, и даже в пучеглазых стеклах его очков читается тревога.
– Понимаешь, – говорит он. – Я за нее беспокоюсь. Она мне как сестра. Я за нее, как бы, отвечаю. Сам перед собой. Она давно влюблена в Слепого, чуть не с десяти лет. А Слепой… я-то знаю… ему на все плевать. Он ни за одной девчонкой ухаживать не станет. Полезет к нему сама – и славно. Он такой. Ему все равно с кем. И если Лорд заманит ее в четвертую, они же все время будут рядом. Она и Слепой. Вот что меня беспокоит. Для Слепого это игрушки, а для нее – нет.
– Ясно, – вздыхает Крыса. – А я-то здесь при чем? От меня ты чего хочешь?
Рыжий угодливо улыбается.
– Ну… ты не могла бы… понимаешь… тоже туда проникнуть. В четвертую. Ты же девчонка, к тому же симпатичная.
Крыса прищуривается:
– И что? Надзирать там за Рыжей, чтоб она не лезла к Слепому, так что ли?
– Нет. Я не это имел в виду. Просто… если бы ты изобразила, что влюбилась в него… всерьез, по-настоящему, она бы тогда сразу выкинула его из головы, понимаешь? Даже близко бы не подошла.
Крыса мельком глядит на распластавшуюся по ее предплечью Вшивую и встает. Рыжий тоже вскакивает. На нем нелепые фиолетовые брюки с кожаными сердечками на коленях, белая, расстегнутая до пупа, рубашка и галстук-бабочка. Выглядит он, как клоун, хотя лицо у него серьезное и даже испуганное.
– Не уходи, пожалуйста! Я не хотел тебя обидеть, честно! Если хочешь, считай, что я пошутил.
– А ты пошутил?
Рыжий молчит.
Крыса смотрит на него, задумчиво покусывая губу.
– Знаешь, – говорит она наконец. – Мало я встречала в жизни таких сволочей, как ты. Таких откровенных. Я, значит, буду там изображать подстилку для Слепого, чтобы Рыжая на него не позарилась и чтобы ты тут спал спокойно, ведь с твоей любимой сестренкой ничего не случится, так? Слепому будет по барабану, я это или Длинная Габи, лишь бы было в кого пихать свой конец, а я должна буду радоваться, что участвую в таком важном деле. Спасаю от него Рыжую. Мы все это представили, а теперь давай считать, что ты пошутил.
Рыжий стоит понуро, ковыряя носком кеда грязный паркет.
Крыса усмехается.
– Ты все делаешь неправильно. Тоже мне, сводник. Надо было рассказать, какой Слепой классный парень и как он по мне сохнет. Как он тебе плакался в жилетку, что без меня ему жизни нет. Может, тогда и сработало бы.
– Да? – удивляется Рыжий.
– Нет! – фыркает Крыса. – Но хотя бы выглядело поприличнее.
Рыжий опять съеживается.
– Я одного не пойму, – задумчиво говорит Крыса. – Это ведь ты затеял этот новый Закон. Ты ведь сам заварил всю эту кашу, так?
Рыжий кивает:
– Ну я. Тогда мне казалось, что я все хорошо обдумал. А вышла ерунда. Сфинкс пригрозил, что если Габи у них еще раз появиться, он мне голову свинтит. А так было бы хорошо…
Его прерывает громкий обеденный звонок. Лежащий в спальном мешке начинает копошиться.
– Теперь надо ее срочно кем-то заменить. Второй Габи у нас нет, сойдет и Крыса.
Рыжий поднимает голову.
Блестящая черная челка косо перечеркивает лицо Крысы, полностью закрывая левый глаз. Если бы не эта челка, было бы видно, что брови смыкаются над переносицей, образуя сплошную линию. Они кажутся гуще оттого, что кожа у нее нежная, как у маленького ребенка, – почти прозрачная. Рыжий сглатывает слюну.
– Прости, – говорит он. – Я не думал, что это так прозвучит. Хочешь, врежь мне как следует, я заслужил.
– Обед, да? Обед? – из спального мешка высовывается голова, потом ее хозяин появляется целиком. Москит. Костлявый, в полосатых трусах, он рассеянно чешет живот и таращится на Крысу заплывшими глазками.
– Все получилось так мерзко просто потому, что я говорил честно, – Рыжий оглядывается на Москита. – Потому что говорил, что думал, понимаешь? Но я это вовсе не так представлял, как ты описываешь! Я думал, что тебе было бы нетрудно… но если ты так это воспринимаешь… тогда, конечно… о чем разговор… Я, собственно, и не надеялся, что такая девчонка, как ты…
– Заткнись, а? – перебивает Крыса.
– Сегодня будут сосиски, – пытается завязать светскую беседу Москит. – И малиновое желе.
– А Слепому ты и правда нравишься. Хотя, конечно, ты мне уже не веришь.
– А может, малинового желе и не будет. Может, это я и приврал.
– Какой псих тебе поверит? Размечтался.
В спальню с топотом заскакивают два Крысолога:
– Обед! Вы что, заснули тут? – обрывают с вешалки рюкзаки и вываливаются обратно в коридор.
Москит прыгает по комнате, пытаясь попасть ногой в штанину. Крыса переворачивает бирки зеркальной стороной наружу. Одну, вторую, третью, четвертую… цепочки у них разной длины и часто перекручиваются.
Рыжий прячет фляжку в рюкзак. В одной из бирок – его галстук-бабочка в красно-белый горошек. Надетый прямо на голую шею.
Крыса осматривается и впервые замечает, что, несмотря на грязь, во второй красиво. По стенам бегут антилопы Леопарда, на бегу превращаясь в струящиеся полосы узоров. Местами они полустерты, но от этого кажутся только лучше. Рыжий надевает котелок и протягивает Крысе руку.
– Мир?
– Смотри, как бы Вшивая не закусала тебя до смерти, – предупреждает его она. – Терпеть не может, когда до меня дотрагиваются.
В бирках – три маленькие двери. Во всех трех одновременно исчезают Москиты. Рыжий с Крысой тоже выходят в коридор – и в бирках сразу темнеет. При каждом шаге подошвы ботинок липнут к паркету.
– По-моему, вам уже поздно делать уборку, – говорит Крыса. – Вы веники не оторвете от пола.
