– Думаешь, Кукловод забыл про нас? – задал ему Милавин вполне резонный вопрос.
– Забыл? Нет, вряд ли, – Иван тоже глянул на птиц. – Но, скорее всего он нас уже не ищет.
– Почему?
– Ему впадлу. Он, конечно, на нас сильно обиделся. И при случае обязательно отмстит так, что мало не покажется. Но вести затяжную охоту ему слишком лениво. Это ведь требует много внимания и сил, а у него какая-нибудь новая одалиска появилась. И потом, Лёха вообще мог решить, что мы подохли в метро.
– Ты в этом уверен? – Милавин никак не мог отделаться от чувства тревоги.
– Брось, Андрей. Мы всё равно не сможем прятаться от каждой вороны в этом городе. Придётся рискнуть.
После нескольких секунд раздумий всё же Андрей кивнул. Выбора действительно не было.
Они миновали арку без всяких происшествий. Птицы вообще не обратили на них внимания, так и жались друг к другу боками, стараясь согреться.
– Я же говорил, – с некоторым облегчением усмехнулся Иван, когда арка осталась метров на сто позади.
Дальше их путь лежал через парк. Они пересекли его наискосок с угла на угол и никого не встретили, кроме одинокого призрака. Это была женщина лет пятидесяти одетая, словно светская львица из кинофильмов середины прошлого века: узкое чёрное платье в пол, шею и грудь прикрывало пушистое боа из перьев, а на тонких руках – кружевные перчатки почти до локтя. К такому наряду отлично подошла бы шляпка с вуалью, но её не было. Более того, молочно белые волосы женщины были не причёсаны и спутанными лохмами свисали ей на плечи, закрывая даже часть лица. Дама неподвижно стояла на открытой летней сцене и пела любовную арию из «Весёлых ребят» перед рядами пустых скамеек для зрителей.
Дождь ей нисколько не мешал, капли пролетали сквозь её полупрозрачное тело, зато голос был звонким и чистым. Лишь иногда она срывалась на дребезжащий фальцет, но в целом чувствовалось, что петь дама умеет.
Сердце, тебе не хочется покоя.
Сердце, как хорошо на свете жить.
Сердце, как хорошо, что ты такое.
Спасибо, сердце, что ты умеешь так любить…
Услышав это пение, Иван загодя свернул, и они обогнули летнюю сцену по широкой дуге. Но даже издалека увидев женщину, Сашка замерла на месте и не сделала ни шагу, пока Милавин не взял её за руку. Руку его она отпустила только тогда, когда голос певицы затих вдали. Андрей её не винил, у него самого бежали мурашки по спине от такого зрелища.
Покинув Парк Горького, они через дворы выбрались на Ленинский проспект и шли по нему до самой Площади Гагарина. Дождь к тому времени перестал и Поводырь объявил привал. Оставив Андрея и Сашку отдыхать на одной из скамеек, Иван сходил в магазинчик на другой стороне улицы и вернулся оттуда с упаковкой шоколадных батончиков и двухлитровой бутылкой газировки.
– Это можно есть? – уточнил Милавин. За время своего пребывания на Изнанке он как-то привык, что еду нужно тащить с собой со стороны живых, хотя ведь и Кукловод, и Геннадий с Доктором их тоже угощали.
– Можно, – кивнул Иван, – только не очень приятно.
На вкус батончики оказались как чуть подслащённая вата, а газировка была кислой и даже не пенилась.
– Нам не поплохеет с этого? – Андрей настороженно пережевывал кусочек шоколадки, но Поводырь его успокоил.
– Не поплохеет. Правда, и пользы мало. Но хоть что-то. От наших запасов осталось всего ничего. Три банки да упаковка галет.
Сашка, попробовав угощение, сморщилась и заявила, что не будет это есть. Однако объединёнными усилиями мужчинам удалось уговорить её на один шоколадный батончик и пару глотков газировки.
Закончив привал, Иван ещё раз уточнил у Сашки направление и повёл крошечный отряд на юго-восток по проспекту со старомодным названием 60-летия Октября. Они шли по нему минут сорок, а потом, обогнув по дворам станцию метро, выбрались уже на Профсоюзную. Здесь, на пересечении с Нахимовским проспектом, в витрине торгового центра Андрей увидел стаю лизунов. Пять или шесть тварей ползали вокруг разодетых женских манекенов, что-то там вынюхивая, однако, заметив людей, поспешили скрыться в глубине здания. Причём сделали это так поспешно, что Сашка даже не успела их разглядеть. Андрей был рад, не хватало ещё объяснять одиннадцатилетней девочке, кто это такие.
На обед они остановились уже после станции метро «Новые Черёмушки». Хотя обедом это можно было назвать только с сильной натяжкой. Иван выделил из скудных запасов банку тушёнки на троих и по паре пресных галет каждому. Съеденные всего пару часов назад шоколадные батончики растворились в желудке без остатка, никакого ощущения сытости. Иван оказался прав, на местной еде долго не протянуть.
– Странно, – удивился Андрей, помогая Сашке зацепить из банки большой кусок мяса. – Мы ведь ели у Кукловода, да и Геннадий нас угощал, и всё было нормально.
– Ну Лёха-то всю еду таскает с той стороны, так же как и мы, – ответил Иван. – А Геннадий… Я думаю, тут от повара многое зависит.
– Да уж. Не зря Борисович его нахваливал.
Несмотря на голод, скрутивший желудок, Милавин позволил себе только одну галетину и немного тушёнки, остальное подсунул дочери. Сашка смолотила всё махом, ещё и ложку облизала. Поводырь без какого-либо смущения съел свою порцию целиком.
После обеда двинулись дальше. Иван явно торопился, хотел за день пройти как можно больше. Но при этом не забывал об осторожности. Регулярно останавливался обшарить взглядом поверх прицела фасады домов и переулки, Андрей же каждые две-три минуты оглядывался назад. Когда они приближались к очередному перекрёстку, Иван вдруг вскинул руку и замер на месте.
– Тихо.
Милавин тут же схватил Сашку левой рукой за плечо и остановился, правая рука легла на рукоять ПМа в набедренной кобуре. Когда исчезло эхо их собственных шагов, Андрей и сам различил неподалёку нарастающий гул. Здесь, на Изнанке он не слышал его ещё ни разу, но ошибиться было невозможно. Шум автомобильного двигателя. Он быстро приближался – вот визгнули шины по асфальту. Кто бы это не был, но мчался он на всех порах, даже не скидывая скорость на поворотах.
– С дороги! Быстро! – оглянулся на спутников Иван.
Андрея дважды просить было не надо, он и так весь день был на взводе, поэтому сейчас просто схватил дочь в охапку и бросился к обочине. Найти укрытие оказалось не так-то просто. Профсоюзная улица в этом месте была просторной, шесть полос движения – по три в каждую сторону. Ряд деревьев отделял проезжую часть от тротуарной дорожки, а за ней ещё и полоса газона шириной метра три или четыре, и только потом здания. Милавину пришлось пробежать метров десять вперёд по ходу движения, чтобы укрыться за газетным киоском возле остановки. Иван не отставал, он тоже нырнул за ларёк и теперь, присев на одно колено, осторожно выглядывал из-за угла.
– Папа пусти, мне больно, – пожаловалась Сашка.
