– Ну и что? – с вызовом откликнулась она, – Это не повод, чтобы заставлять девушку ждать.
– Не сегодня.
– Почему?
Поводырь промолчал, но Невеста не собиралась так просто отступать.
– Нет уж, ты скажи, почему?! Он в шаге от того, чтобы согласиться на мой уговор и спасти Макса. Не знаю, каково тебе, а я прямо огнём горю, вот-вот искры из глаз посыплются. С этим надобно что-то делать! А ты сидишь тут, как пень в ясный день?!
Иван молчал некоторое время, прежде чем ответить.
– Он сегодня всё потерял.
– И что теперь, жалеть его? Ни ты, ни я тут не при чём. Всё получилось само собой. Ну да, сегодня он потерял свою дочь. И что? Ты сына своего уж третий год найти не можешь. И кому из вас тяжелее? Кто кого ещё пожалеть должен?
– Мне его жалость не нужна, – хрипло огрызнулся Поводырь.
– Ему твоя тоже. Жалость, если хочешь знать, вообще пустое чувство, она никому не нужна. Сильного она унижает, а жалеть слабого так и вовсе глупо. Вот ты – сильный, я сразу это увидала. Ну так и будь сильным. Жалость твоя не поможет твоему сыну. Чтобы спасти его, ты должен быть беспощадным. Иначе тебя тут же сожрут, особенно здесь. Здесь нельзя по-другому, да ты и сам разумеешь.
– С волками жить – по-волчьи выть, так? – судя по интонации, он горько усмехнулся.
Верно!
– А разве жить с волками и выть, как волк, не значит быть волком?
– А ты и есть волк, Ванюша, – похоже, Морошка всерьёз разозлилась, от прежнего насмешливого тона не осталось и следа. – Матёрый волчара, который разорвёт любого, кто встанет у него на пути. Я это знаю, он это знает, да любой, кто говорил с тобой больше пяти минут, это разумеет. Один ты не хочешь, и время от времени корчишь из себя моралиста. Хватит кривляться! Будь самим собой и наслаждайся!
– Снова предлагаешь войти в твою стаю?
– В нашу, Ванюша. В на-шу, – повторила она по слогам. – Тебе там самое место. А если кто из них вздумает перечить, у тебя хватит сил заткнуть любого, даже вожака.
– Я тогда уже сказал: это не по мне. С тех пор ничего не изменилось.
– Да уж, ты тогда наговорил… Мол, мы слишком жестокие, кровожадные, что в нас не осталось ничего человеческого. Но это не мы такие, это жизнь такая.
– Жизнь? Что-то я не видел здесь других волчих стай.
– Ну а зачем нам конкуренты? – хрипло рассмеялась Невеста. – И потом, наша кровожадность и бесчеловечность не мешает тебя с нами общаться, поить меня чаем и всё такое. Разве нет? Это от того, что в душе-то ты один из нас.
– Нет. Это потому, что я должен вернуть своего сына домой, – голос Ивана прозвучал твёрдо, уверенно.
– На да. То есть на самом-то деле мы тебе отвратительны, да? А я, поди, в первую голову?
Он опять промолчал.
– Та-ак. Вот и поговорили… – Морошка зло, отрывисто рассмеялась. – Ладно, насильно мил не будешь. Мы навязываться не станем. Уйдём, раз такое дело.
Не прозвучало никакой команды, но волк, что лежал посреди спальни, поднялся на ноги, отряхнулся и вышел за дверь.
– Только вот что, Ванюша, ты можешь сколько угодно морочить себя и других, но не меня. Я-то тебя насквозь вижу, сколько бы не притворялся. Ты наш со всеми потрохами. Так что будет нужно, только позови меня, милый. И ты тоже, Андрюша. Только позовите и я тут как тут, как эта… Сивка-Бурка.
Она снова засмеялась. И под этот хриплый смех захлопнула за собой дверь.
Милавин не двигался, продолжая прислушиваться. Некоторое время в соседней комнате было абсолютно тихо. А потом снова деловито зазвякали металлические детали. Чистка оружия продолжалась.
* * *
Андрей надеялся провалиться в сон безо всяких видений и хоть ненадолго забыть всё, что случилось. Но ему это не удалось. Он ворочался, часто просыпался или же беспомощно барахтался где-то между сном и явью, продолжая думать и переживать. В невнятных полубредовых видениях он то опять кричал на Ольгу, срывая голос, и прогоняя её прочь. То, напротив, вымаливал прощение у Сашки – во сне она была живой, настоящей, только стояла в нескольких метрах от кровати, так что он не мог до неё дотянуться, и всё время молчала. А иногда он прокрадывался в соседнюю комнату с ножом в руках и убивал спящего Ивана. Эти сны причудливо переплетались между собой, перетекая один в другой, или обрывались на полуслове, когда он просыпался в абсолютной темноте и отчаянно шарил рукой в поисках фонарика на тумбочке.
Проснувшись в очередной раз, мокрый от пота и хрипло дыша от возбуждения, Андрей даже не мог вспомнить, что именно ему снилось. За окном начинало светать. Никакого рассвета, просто непроглядная ночь потихоньку сменялась серыми пасмурными сумерками. Он бросил взгляд на циферблат настенных часов, выполненных в виде расписного греческого блюда, они висели как раз напротив кровати. Стрелки показывали четверть восьмого. Милавин не без труда выбрался из перекрутившегося за ночь, влажного от пота одеяла и сел на кровати. Он чувствовал себя чудовищно, бесконечно уставшим, но спать дальше всё равно не было смысла, потому что сон этот не приносил ни отдыха, ни забвения.
– Доброе утро, папа, – то ли шёпот, то ли вздох, а может быть, даже его собственные мысли.
Андрей оглянулся. Призрак его дочери, едва различимый в утреннем сумраке, всё ещё сидел на стуле.
– Доброе утро, – солгал он. – Ты что, вообще не ложилась?
– Нет. Я больше не хочу спать. А вот ты спал очень плохо. Всё время ворочался и что-то там бормотал. У тебя кошмары?
– Ну да, – он отвёл глаза и суетливо начал обуваться. Смотреть на то, что стало с Сашкой, ему по-прежнему было больно.
– Папа…
– Что? – откликнулся Милавин, зашнуровывая ботинок.
– Что же теперь с нами будет?
Вопрос повис в воздухе. Больше всего на свете Андрей хотел бы сказать ей: «Всё будет хорошо, родная», но лживые слова застряли в горле, и он так и не смог их произнести. Милавин снова посмотрел на дочь, но не нашёл, что ей ответить. Молчание длилось несколько секунд.
– Я не знаю, родная, – наконец вытолкнул он из себя и тут же добавил, вспомнив собственные сны. – Ты прости меня… Прости, что всё так получилось.
– Но ты же не виноват.
– Виноват. Я очень виноват перед тобой. Я мог всего этого не допустить.
– Хорошо. Тогда я тебя прощаю, – у неё это прозвучало легко и совершенно искренне, но она тут же задала следующий вопрос. – А ты простишь маму?
– Маму?… – к такому повороту Андрей не был готов и растерялся.
– Да. Я вижу, ты на неё злишься. Она тебя очень сильно обидела. Но ты ведь простишь её, правда? Просто я… я очень хочу, чтобы мы все снова были вместе. Как раньше…
– Саша, тут… всё не так просто…
