Из-за вынужденного разделения двора на две
половины пришлось довольствоваться самым скромным количеством прислуги. Я смог
взять с собой из Петербурга лишь восемь человек: камердинера его высочества,
горничную Ксении Георгиевны, младшего лакея (уже поминавшегося Липпса) для
Павла Георгиевича и Эндлунга, буфетчика с помощником, белого повара и двух
кучеров для английского и русского выездов. Предполагалось, что чай и кофе я
буду подавать сам – это своего рода традиция. Рискуя показаться нескромным,
скажу, что во всем дворцовом ведомстве никто лучше меня не исполняет сей род
обязанностей, требующий не только огромного навыка, но и таланта. Недаром я
пять лет служил кофешенком при их величествах покойном государе и ныне
вдовствующей императрице.
Разумеется, я не рассчитывал, что обойдусь
восемью слугами, и особой телеграммой просил московский отдел Дворцового
управления назначить мне толкового помощника из местных, а также предоставить
двух форейторов, черного повара для прислуги, лакея для обслуживания старших
слуг, двух младших лакеев для уборки, горничную для мадемуазель Деклик и двух
швейцаров. Большего просить не стал, отлично понимая, какая в Москве нехватка с
опытной прислугой в связи с прибытием такого количества высоких особ. Никаких
иллюзий на счет московских слуг я, конечно, не питал. Москва – город пустующих
дворцов и ветшающих вилл, а хуже нет, чем держать штат слуг безо всякого дела.
От этого люди дуреют и портятся. Вот у нас три больших дома, в которых мы живем
попеременно (за вычетом весны, которую проводим за границей, потому что
Екатерина Иоанновна находит время Великого Поста в России невыносимо скучным):
зимой Семья обитает в своем петербуржском дворце, летом на вилле в Царском,
осенью на Мисхорской мызе. В каждом из домов имеется свой штат прислуги, и
бездельничать им я не даю. Всякий раз, уезжая, оставляю длиннейший перечень
поручений и непременно нахожу возможность время от времени наезжать с
проверками, всегда неожиданными. Слуги – они, как солдаты. Их все время нужно
чем-то занимать, а не то станут пить, играть в карты и безобразничать.
Мой московский помощник встретил нас на
вокзале и, пока ехали в карете, успел кое-что разъяснить про ожидающие меня
проблемы. Во-первых, выяснилось, что мой запрос, весьма умеренный и разумный,
выполнен Дворцовым управлением не полностью: младшего лакея выделили только
одного, повара для прислуги тоже не дали, только кухарку, а хуже всего то, что
не получилось с горничной для гувернантки. Это мне было особенно неприятно,
потому что позиция гувернантки изначально двусмысленна, ибо находится на грани
между обслуживающим и придворным штатом, тут требуется сугубая деликатность,
чтобы не обидеть и не унизить человека, который и так постоянно опасается
ущемления своего достоинства.
– Это еще не самое прискорбное, господин
Зюкин, – сказал московский помощник с характерным «аканьем», заметив мое
неудовольствие. – Печальнее всего то, что вместо обещанного Малого
Николаевского дворца в Кремле вам определен для проживания Эрмитаж, что в
Нескучном саду.
Помощника звали Корнеем Селифановичем Сомовым,
и на первый взгляд он мне не показался: какой-то неблагообразно лопоухий,
тощий, кадыкастый. Сразу видно, что человек достиг пика своей карьеры и дальше
ему хода не будет, так и просидит до пенсии в московском захолустье.
– Что за Эрмитаж такой? – нахмурился
я.
– Красивый дом, с превосходным видом на
Москву-реку и город. Стоит в парке и близок от Александрийского дворца, где
перед коронацией поселится высочайшая чета, но… – Сомов развел длинными
руками. – Ветх, тесен и с привидением. – Он коротко хихикнул, однако,
видя по моему лицу, что я к шуткам не расположен, стал объяснять. – Дом
построен в середине прошлого столетия. Когда-то принадлежал графине Чесменской
– той самой, знаменитой богачке и сумасбродке. Вы, господин Зюкин, про нее
наверняка слыхали. Некоторые говорят, что Пушкин писал свою Пиковую Даму с нее,
а вовсе не со старой княгини Голицыной.
Я не люблю, когда слуги щеголяют
начитанностью, и ничего на это не сказал, лишь кивнул.
Очевидно, Сомов не понял причины моего
неудовольствия, потому что продолжил с еще большей витиеватостью:
– Согласно преданию, в царствование
Александра Первого, когда всё общество играло в новомодную игру лото, графиня
сыграла с самим Нечистым и поставила на кон свою душу. Служители рассказывают,
что иногда безлунными ночами по коридору проходит белая фигура в чепце и
постукивает камешками в мешке.
Сомов снова хихикнул, как бы давая понять, что
сам он, будучи человеком просвещенным, в подобную чушь не верит. Однако я
отнесся к этому известию с полной серьезностью, потому что всякий служитель, в
особенности если он, подобно мне, принадлежит к старинной дворцовой династии,
знает, что призраки и привидения существуют на самом деле и шутить как с ними,
так и о них – занятие глупое и безответственное. Я спросил, делает ли
привидение старой графини что-нибудь злое кроме постукивания костяшками. Сомов
ответил, что нет, за без малого сто лет ни в каких иных каверзах привидение
замечено не было, и я успокоился. Ладно, пусть себе ходит, нестрашно. Вот у нас
в Фонтанном дворце водится призрак камер-юнкера Жихарева, писаного красавца и
несостоявшегося фаворита Екатерины Великой, отравленного князем Зубовым. Что
там графиня в чепце! Этот жилец (или, правильнее сказать, нежилец?) ведет себя
самым непристойным образом: в темноте щиплет дам и прислугу, а особенно распоясывается
накануне Ивана Купалы. Августейших особ, правда, касаться не дерзает – все-таки
камер-юнкер. Или вот в Аничковом призрак смольнинской институтки, якобы
совращенной государем Николаем Павловичем и после наложившей на себя руки.
Ночью просачивается сквозь стены и роняет холодные слезы на лицо спящим. То-то
приятно от ледяной слезы проснуться и увидеть перед собой этакий страх.
В общем, привидением меня Сомов не испугал.
Хуже оказалось то, что дом и в самом деле оказался очень тесен и лишен многих
необходимых удобств. Неудивительно – с тех пор как это владение полвека назад
было выкуплено у графов Чесменских Дворцовым управлением, в нем ничего не
обновляли.
Я прошелся по этажам, прикидывая, что нужно
сделать в первую очередь. Следовало признать, что с основными приготовлениями
Сомов справился неплохо: мебель была расчехлена, всё сияло чистотой, в спальнях
стояли свежие цветы, рояль в большой гостиной звучал исправно.
Освещение меня огорчило – оно было даже не
газовое, а вовсе допотопное, масляное. Эх, мне бы хоть недельку – я развернул
бы в подвале маленькую электростанцию, провел бы провода, и дворец принял бы
совсем иной вид. А то что же при масляном освещении сумерничать. У нас в
Фонтанном такое было лет тридцать назад. Выходило, что понадобится фонарщик,
который будет заливать масло в лампы – они были английской работы, с часовым
заводом на сутки.
