И тут глухая пелена, окутавшая мой мозг, вдруг
заколебалась, проредилась.
– А как же ушибы и ссадины?! –
закричал я. – Не сама же она себя избила! Нет, вы всё лжете! Произошла
страшная ошибка!
Фандорин целой рукой схватил меня за локоть,
тряхнул.
– Успокойтесь. Ушибы и ссадины у Линда
остались после Ходынки. Его там тоже изрядно помяли – ведь он оказался в ещё
худшей давке, чем мы.
Да. Да. Фандорин был прав. Конечно, прав.
Спасительная пелена снова окутала меня защитным покровом, и я мог слушать
дальше.
– У меня было достаточно времени, чтобы
восстановить весь план московской операции Линда. – Эраст Петрович
разорвал зубами платок, неловко перетянул рану и вытер со лба крупные капли
пота. – Доктор готовился не спеша, заранее. Ведь еще с прошлого года было
известно, когда состоится коронация. Затея была по-своему гениальна: шантаж
целого императорского д-дома. Линд верно рассчитал, что из-за страха перед
всемирным скандалом Романовы пойдут на любые жертвы. Доктор выбрал отличную
позицию для руководства операцией – внутри того самого семейства, по которому
он намеревался нанести удар. Кто бы заподозрил славную гувернантку в этаком
злодействе? Подделать рекомендации Линду с его обширными связями было нетрудно.
Он собрал целую к-команду – кроме своих всегдашних помощников привлек варшавян,
те связали его с хитровцами. О, этот человек был незаурядным стратегом!
Фандорин задумчиво посмотрел на женщину,
лежавшую у его ног.
– Все-таки странно, что я никак не могу
говорить о Линде «она», «была»…
Я наконец заставил себя посмотреть на мертвое
лицо Эмилии. Оно было спокойным и загадочным, а на кончике вздернутого носа
пристроилась жирная черная муха. Присев на корточки, я отогнал мерзкое
насекомое.
– А ведь главная тайна м-могущества
доктора заключалась именно в женственности. Это была очень странная шайка,
Зюкин. Шайка вымогателей и убийц, в которой царствовала любовь. Все люди Линда
были влюблены в него… в нее, каждый на свой лад. Истинная гениальность
«мадемуазель Деклик» состояла в том, что эта женщина умела подобрать ключик к
любому мужскому сердцу, даже к такому, которое вовсе к любви не приспособлено.
Я почувствовал его взгляд, обращенный на меня,
но не поднял глаз. Над лицом Эмилии вились уже две мухи, их нужно было
отгонять.
– Знаете, Зюкин, что мне сказал перед
с-смертью Сомов?
– Он тоже умер? – без интереса
спросил я.
Как раз в эту минуту я заметил, что по рукаву
Эмилии взбирается целая колонна муравьев, так что дел у меня хватало.
– Да. Я проверил его очень просто.
Повернулся к нему спиной. И он, конечно, не преминул воспользоваться моей
мнимой д-доверчивостью. Произошла короткая схватка, на исходе которой ваш
п-помощник напоролся на собственный нож. Уже умирая, хрипя, он всё силился
дотянуться до моего горла. Я не пуглив, но при виде такого остервенения у меня,
ей-богу, мороз по коже пробежал. Я крикнул ему: «Что, что вы все в ней нашли?!»
И знаете, Зюкин, что он мне ответил? «Любовь». Это было его последнее слово… О,
она умела вызывать любовь. Вы ведь, кажется, тоже испытали на себе воздействие
чар доктора Линда? Правда, боюсь, что вы оказались чересчур щепетильны. Судя по
всему, Сомов преуспел больше вашего. Я обнаружил у него вот это.
Он достал из кармана шелковый мешочек и вынул
оттуда каштановый локон. Я сразу узнал волосы Эмилии. Так вот какие у них были
уроки французского… Но расстраиваться было некогда – проклятые муравьи
предприняли обходной маневр, и я поймал одного, самого настырного, у
мадемуазель на ухе.
– Теперь понятно, почему у доктора Линда
не было подруг и он слыл женоненавистником. Г-гомосексуализм здесь не при чем.
Эмилия ловко провела нас, пустив по ложному следу. Лорд Бэнвилл, надо полагать,
давно уже покинул пределы империи, отыгравшись за утрату любовника на бедном
мальчике Глинском. Ах, утонченный мистер Карр, безобидный поклонник синих
гвоздик и зеленых незабудок! Его убили, чтобы еще больше уверить нас в том, что
Линд – это лорд Бэнвилл. Пока мы с вами, два идиота, выбирали доктору
панталончики и чулочки, мадемуазель наверняка обыскала квартиру, не обнаружила
ни шкатулки, ни «Орлова» и решила сделать еще один шаг в своей хитроумной игре
– п-протелефонировала в Эрмитаж Сомову и велела ему прикончить Карра. Операция
вступала в завершающую стадию – Линду нужно было вернуть драгоценности и
завладеть бриллиантом.
– Нет! – воскликнул я, охваченный
внезапным ужасом. – Нет! Здесь что-то не так! Вы всё-таки ошиблись!
Он удивленно уставился на меня, и я, давясь
рыданиями, стал рассказывать про свой последний телефонный разговор с Эмилией.
– Если бы… если бы она была Линдом, то
зачем отказалась? Я же сам… сам предлагал ей отдать и шкатулку, и бриллиант!
Она не захотела! Она сказала, что доверяет вам и… и что я не должен вам мешать!
Но Фандорина это сообщение нисколько не сбило.
– Ну естественно, – кивнул
он. – Одной д-добычи доктору было мало. Ему – тьфу, черт – то есть ей была
нужна еще и моя голова. Узнав от вас время и место встречи, она обрела
возможность разом закончить свою московскую операцию. Самым т-триумфальным
образом, исправив все сбои и сполна получив по счетам.
Эраст Петрович запнулся. Вид у него был такой,
будто он передо мной виноват и намерен просить прощения.
Я не ошибся – он действительно стал
извиняться:
