И я не надеялась, что там осталось хоть что-то, что можно было бы использовать в качестве оружия или средства связи.
Но тем не менее осмотрела все вещи и лишний раз убедилась, что тут работал профессионал. И делал это на совесть.
Поначалу я немного удивилась тому, что никто не собирался меня запирать. Насколько я поняла, никаких ограничений в отношении моих передвижений по территории центра и контактов тоже не предполагалось. Во всяком случае, Губошлеп ни словом не обмолвился по этому поводу.
И это означало только одно — он абсолютно уверен в своей тюрьме.
И не только и даже не столько благодаря высоте заборов и надежности охраны, сколько благодаря самой специфике его деятельности и тем потрясающим возможностям, что она давала ему, в том числе и в смысле безопасности.
И именно поэтому ничего от меня не скрывал и с готовностью отвечал на все мои вопросы.
Было от чего прийти в отчаяние.
Я разобрала вещи, разложила их в соответствии со своим вкусом по полкам шкафчика, появившегося в комнате за время моего отсутствия.
Скорее всего до этого она никогда не была жилой комнатой и предназначалась для иных, неведомых мне целей. Но благодаря моим усилиям через некоторое время стала вполне уютной и пригодной для жилья.
Я люблю комфорт и знаю в нем толк, но при необходимости могу вести спартанский образ жизни и даже нахожу в этом определенную прелесть. Душ был в нескольких метрах от моей комнаты, поэтому можно сказать, что бытовых затруднений я не испытывала.
Я уже не говорю о том, что по сравнению с тем, в каких условиях мне приходилось порой выполнять задания, сегодняшнее мое место жительства было вполне приемлемым и ничем не уступало комнате в провинциальном доме отдыха средней руки.
Единственным неудобством было, пожалуй, то, что дверь не запиралась изнутри. И «гости» могли нагрянуть в любое время суток независимо от моего желания. Но для тюрьмы это скорее норма, и я не стала по этому поводу заявлять протест или объявлять голо — довку.
Наведя таким образом порядок в своем новом жилище, я решила прилечь и постараться найти хотя бы теоретический выход из своего безнадежного положения.
Нужно признаться, что настолько безвыходной ситуации в моей жизни еще не было.
Но не успела я коснуться головой подушки, как со мной стало твориться нечто невообразимое. Продукты, поглощенные мною за завтраком, неожиданно взбунтовались и запросились наружу.
Я еле успела добежать до туалета.
Это не было похоже ни на отравление, ни на другую известную мне форму расстройства желудочно-кишечного тракта.
У меня было полное ощущение, что мои кишки выжимают, как выстиранное белье или половую тряпку. И я даже чувствовала прикосновение холодных сильных пальцев к своим внутренностям.
После того как я опорожнила желудок, наступило временное облегчение, но стоило мне вернуться к себе в комнату, как странное недомогание возобновилось с новой силой.
И я еще с полчаса развлекалась тем, что бегала в туалет и обратно, хотя от завтрака в желудке не осталось и следа после первой же «процедуры».
В результате меня шатало от усталости, а в голове стучали молотки, словно я пробежала несколько километров по пересеченной местности с полной выкладкой.
Я не могла ничего понять до тех пор, пока не услышала где-то в недрах своего мозга тот самый навязчивый ритм, с которым познакомилась совсем недавно: «Жил-был-человек-скушал-сорок-чебурек…»
Стоило мне мысленно произнести последнее слово, и сильнейший запах пережаренного подсолнечного масла ударил мне в нос, и снова возникла потребность в посещении туалета. Одна мысль о еде вызывала жуткие спазмы.
«Так вот оно что, — сообразила я, еле передвигая ноги по коридору, — чтобы быстрее сломить мое сопротивление, Евгений Матвеевич решил употребить пытки…»
Имя «Евгений Матвеевич» всплыло в моей памяти тоже неожиданно. Мне казалось, что до этой минуты я не знала его отчества.
Но мне было так худо, что подобные мелочи не могли занимать меня больше нескольких секунд.
«Он, видимо, забыл, — простонала я, рухнув на свое жесткое ложе, — что насильно мил не будешь…»
Во рту у меня к тому времени пересохло и язык стал шершавым, поэтому слова эти вышли косноязычными, а в конце фразы я вновь почувствовала сильнейший позыв, но не поднялась с кровати. Во-первых, потому что на это не хватило сил, а во-вторых — потому что точно знала: новый поход будет совершенно бессмысленным. В желудке у меня не осталось ни капельки пищи.
Все мои мучения закончились так же неожиданно, как и начались. В какой-то момент словно иголку вытащили из моих внутренностей. И если бы не сильнейшая слабость, я бы могла усомниться, что это продолжалось у меня больше часа.
У меня хватило сил подойти к зеркалу, и то, что я там увидела, не прибавило мне хорошего настроения.
Некто отдаленно напоминающий меня чертами лица смотрел на меня взглядом узника Бухенвальда, и цвет лица вполне этому взгляду соответствовал.
«Если эта процедура повторится еще пару раз, то я могу быть совершенно спокойна, — подумала я. — Никаких эротических желаний по поводу этого существа не возникнет даже у самого неприхотливого и неразборчивого в связях мужчины».
Эта мысль стала последней, перед тем как я то ли заснула, то ли провалилась в обморок.
ГЛАВА 10
Меня привели в чувство бодрые голоса, сначала за стеной, а потом и у меня в комнате.
Открыв глаза, я убедилась, что на этот раз это вполне реальные люди, хоть и не совсем обычные.
Во всяком случае, выглядели они несколько странно для серьезного научно-исследовательского центра с мрачной репутацией.
Скорее они напомнили мне хиппи где-нибудь на пляже, которых мне приходилось встречать во время зарубежных поездок.
Те же длинные волосы, пестрые одежды и свобода в неприличных жестах и выражениях.
Сходство было бы полным, если бы лица моих неожиданных гостей носили на себе следы загара, а не поражали аристократической бледностью, которую уместнее было бы назвать синюшностью, — результатом редких встреч их владельцев не только с солнцем, но и со свежим воздухом.
Но тем не менее настроены они были весьма игриво и проявляли явный интерес к моей персоне.
— Какая славная у тебя попка, — вместо приветствия произнесла дородная девица рыжей масти в костюме, не скрывающем, а лишь декорирующем ее прелести, в том числе и те, что показывать чаще всего не принято.
Она беззастенчиво задрала мой халатик и с восхищением обернулась к остальным, словно призывая их в свидетели своего открытия.
— С каких пор тебя привлекают попки? — прищурился тощий молодой человек с чахлой растительностью на подбородке, — мне казалось, что ты предпочитаешь забавляться с другой частью тела?
