— Мне надо подумать, — сказала я, чтобы хоть ненадолго прекратить эту пытку. Я чувствовала себя прижатой к стенке.
— У тебя было для этого время, — решительно отказал Губошлеп.
— Но дай мне хотя бы час, ты же…
— Не дам.
Я как могла оттягивала неизбежный конец этой дружеской беседы бывших однокашников.
— Но ты же предлагал мне стать твоей помощницей, и кто знает…
— Я передумал.
«Все игры кончились, — поняла я. — И банкетов в мою честь больше не будет. И объяснений в любви тоже».
Хочу я или нет — меня выпотрошат, как свиную тушу, а с остатками поступят как заблагорассудится.
Ему нужен Гром, это понятно. Я до сих пор не до конца понимала, что, заполучив мой мозг, он убил не двух зайцев, а целую стаю. Теперь в его распоряжении была вся доступная мне информация. А ее вполне достаточно, чтобы найти Грома и сделать из него…
Я прикусила губу, чтобы не разреветься.
«Господи, да неужели нет на свете силы, — мысленно взмолилась я, — способной вырвать меня из рук этого чудовища?»
Машинально я подняла глаза к небу, и мой собеседник не оставил этот жест без внимания:
— Про бога вспомнила? Не надейся. Он тебе не поможет. Теперь для тебя есть только один бог. Это я. И ни один волос не упадет с твоей головы без моей воли. — Он прикоснулся рукой к моим волосам, и я почувствовала кислый запах, исходящий от его руки. — Или упадут все до единого, — добавил он и вернулся за письменный стол.
Впервые в жизни у меня возникла мысль о самоубийстве. Я мечтала в этот момент упасть замертво, таким образом обманув все надежды врага и лишив его желанной информации.
— У тебя есть только две возможности, а лучше сказать — одна, — снова заговорил Губошлеп. — Потому что вторую не выберет ни один нормальный человек. Это рассказать мне все, что тебе известно. А потом добровольно пройти через процедуру… Это долго объяснять, но меня интересует вся информация, в том числе и та, о которой ты даже не подозреваешь. Если ты согласишься на эту процедуру — она пройдет безболезненно и без ущерба для твоего мозга. После этого ты отдохнешь, и мы придумаем, как лучше тебя использовать в дальнейшем. У меня тут не дом отдыха и не Дом ветеранов госбезопасности. Мне нужны хорошие мозги, и после недолгой переподготовки ты наверняка смогла бы принести центру немало пользы.
— А если я все-таки откажусь? — спросила я и не узнала своего голоса.
— Не советую, — брезгливо скривился он, словно представив, во что я превращусь в этом случае. — Но если тебе интересно — могу рассказать.
Та комната, в которой я тебя временно поселил, — это одна из наших лабораторий. И ты вернешься туда, но прежде мы поставим туда всю аппаратуру, что была там до твоего приезда, и ты превратишься в препарат.
Знаешь, что такое «препарат»? Это то, что находится на предметном стеклышке микроскопа. Та часть некогда живого организма, которая по тем или иным причинам интересует исследователя.
После окончания исследования его обычно выбрасывают в мусорное ведро. Ни на что другое он уже не пригоден.
В этом случае вся необходимая информация будет у меня через несколько часов. Такой оперативности можно достичь при беспощадном отношении к препарату. Но для этого он в конечном итоге… и существует.
Пауза в его последнем предложении возникла в связи с тем, что раздался взрыв.
— Что за чертовщина? — Губошлеп поднялся из-за стола. — Я сейчас вернусь.
Взрыв прозвучал так неожиданно, что он допустил ошибку. Единственную, но роковую для себя.
Но об этом я узнала несколько позже. А в момент взрыва настолько была занята своими переживаниями, что в отличие от Губошлепа не обратила на него никакого внимания.
Скорее всего я приняла его за последствия какого-то эксперимента. И только волнение на лице Губошлепа сообщило мне, что это не так.
И как только он вышел из кабинета, я предприняла почти бессознательное действие.
Еще не понимая, зачем это делаю, я заперла дверь в кабинет на все запоры, их на этой двери было несколько. А при ближайшем рассмотрении там оказался и металлический засов, с помощью которого дверь закрывалась изнутри намертво.
Чего я хотела этим добиться?
Стать на какое-то время недосягаемой для врага, чтобы иметь возможность все-таки совершить самоубийство? Или надеялась воспользоваться его средствами связи?
Не знаю. Я действовала по наитию.
Я не понимала, зачем это делаю.
Может быть, при непосредственном контакте с большим количеством экстрасенсов я подцепила от них что-то вроде ясновидения? Или посаженный на мое плечо «ангел-хранитель» нашептал мне что-то на ушко?
Вдруг раздался сигнал тревоги.
До этого момента я никогда его не слышала и не подозревала о наличии в кабинете какой-то сигнализации, но по ритмично повторяющимся гудкам и по зажигающейся в том же ритме лампочке на стене моментально догадалась о его предназначении.
Скорее всего это было что-то наподобие экстренной связи или «горячей линии» с охраной и могло означать только одно: на территории центра происходит нечто экстраординарное.
Несколько секунд спустя я услышала приглушенные дубовой дверью вопли Губошлепа в коридоре. Слов разобрать мне не удавалось, но по интонации было понятно, что он, чередуя уговоры с угрозами, заклинает меня открыть дверь его кабинета.
«Значит, сам он этого сделать не может», — поняла я, и что-то вроде крохотной надежды засветилось в моей душе.
Раздался новый взрыв, значительно сильнее первого, потом еще один, а через минуту они уже звучали без перерыва и превратились в настоящую канонаду.
А потом к ним добавились автоматные очереди.
Мое заторможенное сознание тут же вернуло себе былую прыть, и мысли понеслись, опережая друг друга.
«Что это может означать? Бомбардировку? Начало мировой войны? Нападение неизвестных мне врагов Губошлепа? Почему он так хочет попасть в свой кабинет?»
Прекратив уговоры, Губошлеп теперь колотил в дверь чем-то тяжелым, но та даже не вздрагивала при этом.
«Если эти взрывы так или иначе угрожают существованию центра — если бы это было так! — то почему он, вместо того чтобы защищать свое хозяйство с оружием в руках, всеми правдами и неправдами пытается попасть в кабинет?
Чтобы расправиться со мной? Бред. Если это действительно серьезно, то ему сейчас совсем не до меня.
Так что ему тут нужно? Оружие? Секретные документы?»
Мысли скакали как сумасшедшие.
Я понимала только одно: что бы это ни было, нужно сделать все, чтобы он не достиг желаемого, то есть не смог проникнуть ко мне. И я стала баррикадировать дверь с помощью дивана и всей имеющейся в комнате мебели.
