Вместе с туманом рассеялись и остатки моих ночных страхов. Теперь, при свете яркого солнца, все происшедшее со мной вчера вечером уже не казалось мне таким страшным. Во всяком случае, я даже подтрунивала над собой и своей трусостью.
— Ну, и что ты так перепугалась? — бодрым «пионерским» голосом спрашивала я себя. — Сумасшедшего дяденьки испугалась? Эх ты, трусишка.
В глубине души я далеко не была уверена, что все мои вчерашние тревожные соображения были беспочвенными, но мне нравилось улыбаться и подшучивать над собой. Это было намного приятнее, чем ворочаться с боку на бок, вздрагивая то ли от ночных шорохов, то ли от собственных фантазий.
А запах шашлыка, проникший в салон моего автомобиля, заставил меня остановиться у невзрачной на вид придорожной шашлычной и позавтракать любимым блюдом.
— Нет, кроме шуток, — старательно убеждала я себя, — психика Ильи Степановича на самом деле могла не выдержать такой нагрузки. Он же сам тебе сказал, что стал невменяемым.
И тут же возражала самой себе:
— Но ведь не хочешь же ты сказать, что у тебя нет достаточных оснований для беспокойства? Ведь кто-то или что-то довело Илью Степановича до такого состояния? Еще недавно более нормального человека, чем он, трудно было себе представить. К тому же о том, что он является одной из жертв «пси-террора», ты узнала не откуда-нибудь, а из сверхсекретной информации из Москвы. А там наверняка тысячу раз проверили все факты, прежде чем отослать их тебе.
— Пачему с таким лицом кушаешь, шашлык невкусный? — отвлек меня от этого внутреннего диалога вопрос хозяина шашлычной, небритого мужчины средних лет явно «кавказской национальности».
— Шашлык замечательный, к нему бы еще бутылочку «Гурджаани», — улыбнулась я ему в ответ.
— Э-э, пачему так поздно сказала, у меня есть, — расстроился хозяин шашлычной и бросился было за бутылкой, но я поторопилась его остановить:
— Спасибо, но я за рулем.
— Э-э, что значит за рулем? Какой гибэдэдэшник с тебя штраф возьмет, он что — не мужик, ей-богу? Такой красавица от стаканчика вина только лучше машину водит.
Он пребывал в хорошем настроении и был не прочь поболтать с хорошенькой хозяйкой дорогой машины.
— Тем более такую машину! — восхищенно зацокал он языком, с одобрением поглядывая на мою машину. — Мамой клянусь, через год такую же куплю!
Мы еще немного поболтали с ним о достоинствах моего «Ягуара» и расстались добрыми друзьями. Есть все-таки в кавказских мужчинах определенный шарм, и готовят они — что надо!
Я даже немного расстроилась, когда вернулась в машину и увидела себя в зеркале. После проведенной в машине полубессонной ночи я выглядела далеко не лучшим образом, и умыться мне совсем не мешало.
Но возвращаться для этого в шашлычную мне не хотелось. Пришлось ограничиться гигиенической салфеткой, которые я на всякий случай всегда вожу с собой в бардачке.
Приведя себя в божеский вид, я вернулась к прерванному диалогу и через некоторое время пришла к выводу, что основания для беспокойства у меня, конечно же, были, но не до такой степени страшные, чтобы паниковать.
Самым неприятным в этой истории была необъяснимая «поломка» магнитофона и особенно те странные звуки, что появились в результате ее на пленке.
Все остальное я после некоторых колебаний отнесла к ночным страхам и игре воображения, во всяком случае, решила пока не менять своих планов и, по возможности, в самое ближайшее время встретиться с другими предполагаемыми жертвами преступной психотроники.
Освежив в памяти некоторые фамилии и адреса, я прибавила газу, с особым удовольствием обгоняя «Форды» и «Мерседесы».
На этот раз мой путь лежал в одно из подмосковных заведений, в разное время называвшееся то профилакторием, то домом отдыха, не меняя при этом своей сути. То есть оставаясь психиатрической лечебницей для привилегированных клиентов.
В нем по моим сведениям с недавних пор проживала весьма уважаемая мною женщина, настолько известная в самых широких кругах, что я не стану называть ее настоящего имени и должности. Она и поныне здравствует, и разглашение тайны истории ее «болезни» будет нарушением прав ее личности.
Санаторий, назовем его этим нейтральным словом, находился в живописном месте в одной из старинных подмосковных усадеб середины девятнадцатого века.
Попасть на его территорию с моим удостоверением оказалось не слишком сложно, и через некоторое время мы с Татьяной Ивановной уже мирно беседовали на одной из удобных лавочек в окружающем лечебные корпуса парке.
В отличие от Ильи Степановича, Татьяна Ивановна выглядела довольно сносно, и если бы не глубокие тени под глазами и немного осунувшееся лицо, я бы подумала, что она попала в мой список по ошибке.
У нее в руках был томик Бунина.
— Вы знаете, — улыбнулась она, перехватив мой взгляд, — с тех пор, как эта напасть свалилась на мою голову, я постоянно провожу над собой что-то напо — добие экспериментов. И заметила, что самая лучшая защита — это не поддаваться страхам и занять себя чем-то посторонним. И русская литература в этом смысле — идеальное средство. Насколько я понимаю, эмоциональная угнетенность им только на руку. А чем больше прислушиваешься к себе, тем проще им подавить твою личность.
— Им? — переспросила я, поскольку сама употребляла это местоимение для обозначения неведомого противника.
— Им. Или ему. Если бы знать… — спокойно ответила Татьяна Ивановна. — Сколько я ни билась над этой загадкой, я ни на йоту не приблизилась к ее разрешению. Может быть, обнаружить их невозможно в принципе. Они это знают и поэтому действуют так нагло.
— Но если вы понимаете, что дело тут не в функциональном нарушении мозга, то почему… — Я кивнула в сторону лечебного корпуса, где располагалась палата Татьяны Ивановны.
— Почему я легла в психушку? — спокойно употребила моя собеседница слово, которого я в разговоре с ней всячески избегала. — Поверьте, не потому, что считаю себя сумасшедшей. Первое, что я сделала, столкнувшись со «странными явлениями», — это проштудировала всю доступную мне литературу и пришла к выводу, что это не болезнь. К тому же среди моих друзей есть вполне квалифицированные психиатры, которые лишь подтвердили мой вывод.
— В таком случае…
— Самая главная причина, Юлия Сергеевна, в том, — перебила она меня, — что у меня двое детей. И если моя квартира подвергается тому или иному воздействию, когда я там, мне не хочется, чтобы из-за этого страдали члены моей семьи. К тому же в результате «излучений» или чем там они пользуются я совершенно не могу спать. — Она потерла виски кончиками пальцев. — А это не самым лучшим образом сказывается на самочувствии. Поэтому присутствие квалифицированных врачей может оказаться весьма уместным.
Татьяна Ивановна замолчала, и я не торопилась возобновить разговор. Она закрыла глаза и откинулась на спинку скамейки, греясь в лучах осеннего солнца. Ее лицо было совершенно спокойным, только веки слегка подрагивали…
