Обычно по утрам Он стоит тут, за стойкой, а теперь его заменяет та, с косицами. Не случилось ли чего? Слишком уж много подозрительных лиц было здесь в последнее время. Вот и охранник другой; а что, если кафе — это только прикрытие, а на самом деле… Аня задумалась — какую общественную язву может прикрывать кафе? Притон для международных преступников? Нелегальный бизнес? И вот входит Он, в ковбойской шляпе… к чёрту шляпу, в смокинге и с сигарой… нет, без сигары, но в смокинге и лаковых ботинках. Волосы напомажены, убраны в хвост. «Детка, — улыбается Он, — ты готова к приключениям, от которых у тебя захватит дух?» — «Готова!» — отвечает Аня. И они садятся в белый лимузин… нет, в чёрный «кадиллак»… и шофёр везёт их туда, где всю ночь танцуют танго… но Аня не умеет танцевать танго! Тогда — на яхту, пришвартованную рядом с крейсером «Аврора». И яхта плывёт по реке, перед ней почтительно поднимаются арки мостов… Он даст Ане пострелять из пистолета… Нет, это опасно, лучше покажет свою коллекцию оружия. Они будут пить виски со льдом… фу, виски — гадость… шампанское со льдом… или шампанское пьют безо льда? Нет, лучше они вообще ничего не будут пить, они же на яхте, и так голова закружится. От волн и от волнения. А потом…
Аня прикрыла глаза и погрузилась в мечты.
Открылась дверь, и в зал вошли — как два обычных посетителя — Джордж и Анна-Лиза. Они решили не будить Маркина, который вчера продемонстрировал все лучшие стороны своего характера и перевыполнил план по добрым делам на тысячу лет вперёд. «Проснётся и компенсирует вчерашнюю чуткость порцией первосортного гэ! Давай лучше позавтракаем внизу», — предложил Джордж.
Они спустились в кафе, сели за столик. Всё вокруг жило и дышало. К ним подошел официант и невозмутимо принял заказ.
«Вернулась, вернулась, она вернулась насовсем!» — ликовали постоянные верные посетители, и команда кофейни, и столы, и стулья, и сами стены, и приборы, и даже Елена Васильевна, которая, не изменяя традициям, с утра встала не с той ноги.
Как-то раз молчаливый кондитер Павел не выдержал и заметил, что ей, должно быть, очень трудно выбирать себе туфли — ведь у неё не те ноги. «Что ты себе позволяешь? Кто тебе дал право обсуждать мои ноги?» — взорвалась Елена Васильевна. «Ну как же, — отвечал Павел, — ведь вы каждое утро не с той ноги встаёте!»
После возвращения Анны-Лизы Павлу захотелось извиниться и признать, что хотя бы одна нога у Елены Васильевны — та.
Джордж почувствовал себя обманщиком: все эти люди радуются и не знают, что источник их радости снова уедет — может быть, даже сегодня. А он знает, но будет молчать, чтобы не испортить им праздник. И чтобы тень разлуки раньше времени не легла между ними на стол.
— Без тебя всё тикает, как часы, — заметил Анна-Лиза. — Можешь не спешить сюда каждым утром, как рабочий наёмник.
— Не могу, — покачал головой Джордж. — Стоит один раз проспать, другой раз залениться — и ты уже неделю спишь до середины дня. Потом до вечера не знаешь, чем заняться, ночью обнаруживаешь себя в каком-то клубе, все танцуют, мигает свет, и случайные знакомые, пытаясь перекричать музыку, зовут тебя поехать вместе в следующий клуб. Как в восемнадцать лет, только в восемнадцать всё это было важно — посетить за ночь все правильные клубы, это была жизнь. А теперь — имитация. Жизнь — здесь. Но это я понял не сразу. Всё налажено, уйди я — оно будет работать само и приносить мне прибыть. И возникает желание уйти. Так было, когда ты уехала. Я сидел дома две недели, и всё отлично вращалось без меня.
— И твоя голова тоже вращалась. С тобой.
— Ещё как! На исходе второй недели я выпил с утра последнюю рюмку — и поставил точку в алкомарафоне. Приготовил горячий завтрак и съел всё без остатка. Побрился, принял ванну, даже пятки пемзой потёр — и после обеда уже стоял на своём месте. И ощущение собственной значимости вернулось ко мне. Но двух дней, проведённых вне этих стен, достаточно для того, чтобы почувствовать себя снова ненужным. Когда я понял это — то понял, почему ты уехала. Для того чтобы чувствовать жизнь, тебе необходимо постоянно перемещаться с места на место… Не надо, не объясняй, я помню, что это тайна. У тебя есть своя жизнь, у меня есть своя жизнь. Но ты — часть моей жизни, и я — часть твоей. Когда накладываются друг на друга две окружности разного цвета, там, где они пересеклись, появляется третий цвет. Красный круг не становится желтым, желтый не становится красным. Только в области их соприкосновения возникает что-то совсем новое — оранжевый цвет.
— А почему бы красный круг не нашел себе красного?
— Так не бывает. Каждый цвет — уникальный, индивидуальный. Столько оттенков! Понимаешь, люди на самом деле разные. Такие разные, такие непохожие друг на друга, что иногда в этом калейдоскопе находятся две детали, идеально, но по чистой случайности друг с другом совпадающие. Это незапланированная природой редкость, но она возможна. Доказательство — перед нами.
Аня очнулась от своих грёз. Где-то у неё за спиной гудел скучный голос. «Красный круг, желтый круг. Художникам в такое время положено спать! И видеть цветные сны!» — с досадой подумала она и оглянулась.
Он сидел совсем близко. Спустился с Олимпа, перестал быть богом и оказался даже не героем — просто человеком. О чём он говорит? Какой калейдоскоп, какие детали? Неужели на самом деле он такой скучный? А где же благородный гангстер?
— Вы позволите присесть? — послышался рядом хриплый голос.
Аня повернулась на голос. Перед ней стоял знакомый охранник, сменивший джинсы и рубашку на костюм героя Джона Траволты в фильме «Криминальное чтиво».
— Ой, — отвечала Аня, — А… Ну да.
— Не, если не позволите… — Рокабилли-ковбой не закончил фразу, и Аня вдруг поняла, что не хочет, чтобы он уходил. Она закивала, и убрала сумочку со стула. Он уселся. Вот сейчас он скажет: «А что это за книга у вас?» А она ответит: «Да так, про жизнь, вообще».
— А что это за книга у вас? — спросил охранник.
— Да так, про жизнь вообще.
— А как вас зовут? Меня — Костыль. В смысле — Константин.
— А меня — Аня.
Молчание.
За соседним столиком — тоже молчание. Но там уже давно понимают друг друга без слов. А здесь пока ещё только подбирают слова, чтобы хоть как-то понять друг друга.
«Сейчас он скажет: «Давайте сходим куда-нибудь и хорошо проведём время!» А я отвечу: «Да, мой ковбой!» — и мы поедем на яхту!» — подумала Аня.
— Во-первых, я предлагаю перейти на «ты», — нарушил молчание Костыль. — Нет возражений? Отлично. Во-вторых, чем сидеть тут, предлагаю прошвырнуться. Лично у меня — выходной! А если шеф меня засечет, то пристроит к делу. Вон он сидит со своей тёлочкой и вешает ей лапшу на уши.
— А я учебу прогуливаю, — призналась Аня совсем не по сценарию.
Дождь лил, лил и лил, но Костыль принёс из подсобки огромный тяжелый зонтик-тент с надписью «Coca-cola». И, укрывшись под этим зонтом, они ушли в дождь. И гуляли по набережной, сворачивали в переулки, заходили в кафе, говорили, говорили, говорили — так, словно тоже были двумя деталями калейдоскопа, неожиданно, по чистой случайности, совпавшими друг с другом.
