— А чему вы радуетесь? — удивился букинист, хотя никто пока не радовался. Даже Наташа не радовалась: она почву прощупывала. Надо же как-то привлечь к себе внимание, чтобы понять — пора просыпаться, или кошмар ещё не кончился?
— Сейчас перепланирую наше с вами будущее, — пожевав губами, сказал старик. — Оно и хорошо, что не придётся вас мучить: очень бы я пожалел об этом впоследствии, хотя мимолётное удовлетворение мне бы это принесло. Я по-прежнему очень, очень недоволен. Я в ярости, если можно так сказать. Но против правил не пойду. Я обещал оставить вам жизни — и я сделаю это. Но я не гарантирую, что всё обойдётся бескровно. Нам всем придётся утратить какую-то часть воспоминаний. Ну-ка напомните, когда вы, ротозеи, узнали обо мне?
— В понедельник, ваша милость, — подсказал Кастор.
— А ты? — кивок в сторону Дмитрия Олеговича.
— Сегодня, вот только сейчас, когда ваша чудесная дверь дала мне пинка под зад.
— Ничего не поделаешь. Будешь страдать вместе с остальными. Итак, вы пришли ко мне. Сюда, прямо в лавку.
— Неделю назад? — уточнил Денис.
— Нет, зачем же. Сегодня. Когда пришли — тогда пришли. Минута в минуту. Но вот беда — три стеллажа, такие на вид прочные — взяли и рухнули. И погребли под собой вас. Очень, очень больно. Но не смертельно, как я и обещал. Вас, конечно, соберут по кусочкам, вернут к жизни, по одному выпустят в мир. Воспоминания о последней неделе вы утратите, да это и к лучшему. В остальном… будете люди как люди. К сожалению, такой город, как наш, пустот не терпит. И покуда вы будете лечиться, тут уже возникнет другая команда. Новые мунги будут постигать премудрость ремесла. Старый-добрый шеф станет их воспитывать. А вы… вам придётся вернуться к своим прежним занятиям. Да, шемобора это тоже касается. Вы будете помнить, кем были раньше, но потеряете все знания и умения. Вас спишут с корабля. Навсегда. Ну а я… я, пожалуй, выйду из подсобки на шум, увижу кровь, пойму, что мои изумительные стеллажи стали причиной трагедии, успею вызвать скорую… После чего меня хватит какой-нибудь удар. Лавку, так и быть, закрою. На две недели. Ну а потом вернусь к делам. Хороший план?
— Чудовищный, — тихо произнёс Даниил Юрьевич.
— Зато все, кто на данный момент жив, останутся живы, — возразил хозяин.
«Хищная хохлома» затормозила на перекрёстке. Надо было соблюдать правила движения. А ещё надо было понять, с чего начнётся урок.
Анне-Лизе с трудом давалась роль учителя, но она помнила слова Эрикссона: кто не воспитал ученика, тот после смерти не считается.
Ей не хотелось уйти в небытие, не хотелось посмертной скуки, растянутой на сотню, если не более, лет. Чтобы избежать этого, надо было стиснуть зубы и учить Алису шемоборским премудростям. Вот почему она покинула «Фею-кофею» сразу после того, как там начался спонтанный бардовский слёт и съёмка последнего эпизода великого фильма Порфирия Сигизмундовича. Просто исчезла, оставив Джорджу надежду и сомнение. Надежду на то, что она вернётся. Сомнение в том, что стоит надеяться.
Она заехала за Алисой и в первый момент не узнала ученицу. От нечего делать та решила слегка изменить имидж и «оделась» Анной-Лизой: попросту воспользовалась её косметикой, нацепила фальшивые драгоценности, без спросу вынула из шкафа алую с золотом блузку, которая на Алисе смотрелась как туника. Тунику пришлось перетянуть серебряным пояском. Поясок попросил прихватить серебряную же сумочку с фальшивым бриллиантом, больше похожим на перегоревший электрический фонарик, и серебряные ботфорты на платформе.
— Красиво и ярко! — одобрила Анна-Лиза. — Пойдёшь на улицу этим.
И достала из чемодана просторную и тёплую розовую кофту с нашитыми там и сям золочёными бусинами. Алиса запахнулась в неё, как в шубу, и льстиво сказала:
— Волшебно! Теперь я похожа на настоящего шемобора. То есть тебя!
На самом деле ей просто захотелось послать подальше правила, которым она следовала всю жизнь, когда подбирала одежду и макияж для выхода в свет. Можно ведь хоть раз наплевать на эти условности? Анна-Лиза плюёт каждый день, и ничего, жива, здорова.
Итак, «хищная хохлома» остановилась перед светофором.
— Куда едем-то? — спросила Алиса.
— Куда глаз упадёт, — ответила Анна-Лиза и в поисках подсказки включила радиоприёмник. Покрутила ручку настройки. Прогноз погоды, новости, биржевые сводки — всё не то. Музыку давайте. Музыка — лучший советчик. А вот, кстати, и музыкальный канал. «Как я и обещал, — бодро затараторил диджей, — после рекламной паузы, которая пролетела незаметно, нас ждёт встреча со жгучим, горячим, обжигающим хитом, только на днях сошедшим со стапелей, едва, так сказать, обновившим такелаж. Этот хит подарил нам загадочный дуэт «Две весёлых Гуси», и я надеюсь, что вам сейчас будет так же весело, как и мне! Как вы помните, наша радиостанция проводит конкурс кавер-версий этой песни и победитель, а может быть, победители, если это будет целая группа, получат путёвку на "Евровидение"!» Диджей замолчал. Загорелся зелёный свет. «Хищная хохлома» помчалась вперёд, куда глядели глаза её капитана. В радиоприёмнике зашуршало, ухнуло, зазвенело, грохнуло. Вступили трубы. Тенькнули бубны. Три задорных, будто слегка подвыпивших, тенора затянули нестройно, но гармонично: «Как на Ладожском вокзале всем желанья исполняли».
— А поехали на этот вокзал? — предложила Алиса, доставая из бардачка атлас города, — Будем, как в песне исполнять всем желания.
Лихо развернувшись там, где разворачиваться было строго запрещено, Анна-Лиза направила свой расписной корабль по указанному курсу. Когда понятно, что будем делать сейчас, можно включить автопилот и задуматься о том, что случится потом. А не думать об этом не получается. Непринятое решение напоминает о себе каждое мгновение.
Алиса плохо понимает, когда ей объясняешь словами. Может быть, это сама Анна-Лиза не умеет объяснять — ведь на наглядных примерах ученица всё схватывает сразу. А город большой, пример в нём найдётся для любой темы. Учиться можно ещё хоть целый год, и всё это время быть здесь, рядом с Джорджем. Не принимать решение. А потом? Однажды придётся отпустить Алису в свободное плаванье и снова выбирать: счастье или призвание? Формально Анна-Лиза уже обезопасит себя: шемобору, воспитавшему ученика, посмертная скука не грозит, а всё остальное как-нибудь можно перетерпеть. Даже если она снова откажется от своего ремесла, не произойдёт ничего непоправимого: и без неё желания будут исполняться, как исполнялись всегда. Есть другие шемоборы, есть, в конце концов, мунги. Вот только сама Анна-Лиза перестанет исполняться. Потеряет смысл.
— Поворачивай, поворачивай! — выдернула её из размышлений Алиса. — О чём задумалась?
— Я не хочу потерять свой смысл! — ответила Анна-Лиза, нарезая лихой вираж.
Алиса промолчала: сытый голодного не разумеет. Ей бы найти для начала свой собственный смысл, чтоб было, что терять. Ведь, несмотря на кое-какие успехи в шемоборском ремесле, Алиса всё ещё сомневалась в том, что занимается своим делом. Вернее, дело-то было вполне подходящее, вот только учитель… мог быть построже. В том числе, и к себе. Нет, вы не подумайте, Алиса очень рада, что Анна-Лиза и Джорджио, кажется, снова вместе. Вот только в её представлении учитель — это такой взрослый, мудрый человек, который никогда не спрашивает у ученика советов о том, как ему лучше поступить. И уж конечно не обсуждает с ними свою личную жизнь! Вот такая эта Алиса консервативная, такая несовременная. Что делать!
