— А… — протянул Павел и уважительно посмотрел на кожаный портфель Ковтуна.
— Мы и технику продаем, но сейчас никто ничего не покупает. Проекты сворачивают, — добавил Макар.
— Организации с десятками единиц тяжелых бульдозеров и экскаваторов распускают сотрудников в неоплачиваемые отпуска, — продолжил разговор Ковтун. — Все плачут. Жалуются на должников или просто сидят без работы. Кризис. Такой вот кабак.
— Кризис, — зацепился за слово Крючков. — Вот с чего он возник — этот кризис?
— Ты дипломированный экономист, тебе лучше знать. Хотя чтобы понять, что происходит у нас, много ума не надо. В Рашке все решают цены на нефть и на газ. В обозримом будущем все кризисы здесь будут связаны с удешевлением металлов и энергоресурсов. СССР развалился, потому что цены на нефть упали ниже привычного минимума. Сейчас нефть торгуется около 40 баксов за баррель. Если цена сравняется с той, что была в девяностом, наступит реальный коллапс. Возьмем, к примеру, отрасли наших клиентов. Нефть подешевела. Даже строителям путепроводов для нефтяных корпораций приходится лапу сосать.
— Ну, и вы как выживаете? Кто-нибудь все-таки покупает запчасти? — поинтересовался Крючков.
— Есть у нас клиенты, которых правительство субсидирует из бюджета, — поблескивая очками, сообщил Макар.
— Почему их субсидируют? Это же частные предприятия. Кушать всем хочется. Они что, особенные? — поинтересовался Павел.
— Особенные, — заявил Ковтун. — Представляешь, что произойдет, если, к примеру, прекратят добывать уголь? Когда люди начнут замерзать у себя в квартирах, они выйдут на улицу. Им уже нечего будет терять.
— С такими клиентами кризис не страшен, — заметил Павел.
— Все равно оплаты задерживают, — заявил Макар.
— Вообще, складывается ощущение, что все друг другу должны, — продолжил разглагольствовать Слава. — Нам должны деньги, мы им запчасти. С нашими поставщиками та же фигня. Итальянцы не отгружают товар, мы не получаем его, чтобы продать и рассчитаться с итальянцами по долгам. Когда у наших клиентов есть работа и деньги, им срочно необходимы запчасти. Снабженцы клиентов орут на нас благим матом, потому что мы нарушаем сроки поставки. А мы не можем получить у итальянцев запчасти, потому что у нас нет денег. А денег нет, потому что кто-то другой очень сильно нам задолжал. Раньше можно было взять кредит в банке, но сейчас процентные ставки такие, что это не бизнес, а несусветная… Как бы, помягче выразиться… В общем, фигня.
— Понятно, — закивал головой Павел. — Зарплату хоть платят?
— Задерживают, пока мы не сделаем план, — сообщил Слава. — Нужно в определенный период получить конкретную сумму с клиентов. Поэтому мы, обещая, заведомо врем; лишь бы клиент совершил предоплату. Кидаем со сроком поставки. Надо тянуть. Время — деньги. А денег нет. Приходится врать. Говорить: завтра, завтра. У нас по всем регионам стоит и ржавеет нуждающаяся в запчастях техника. Для многих организаций подобный простой — разорение.
— К нам уже собирались приехать товарищи из Зауралья; ноги менеджерам переломать, — сообщил Макар. — Вон Слава под впечатлением сочинил сценарий вирусного рекламного ролика: менеджера в окровавленной белой рубашке бьют в туалете два мужика. Один кричит: «Что ты нам обещал! Что ты нам говорил! Где твои сроки?! Где наши запчасти?!» Тут появляется надпись: «Работая с нами, вам не придется марать свои руки. Всегда точное соблюдение сроков поставки». Дальше название компании и телефоны.
Ковтун усмехнулся и пояснил:
— Мы теперь шутим так.
На прощание Крючков закинул удочку: нельзя ли устроиться менеджером по продажам в компанию, где трудится Слава с Макаром?
— Нет, что ты. Сейчас новеньких не устраивают, — зажимая под мышкой портфель, произнес Слава. — Может, в феврале что-то будет. До нового года с трудоустройством полный глушняк.
Когда Павел остался один среди незнакомых людей, ему стало невыносимо тоскливо. Вспомнился родной дом, его двор, лица приятелей и знакомых соседей. Даже Валера Манилов вспоминался как ласковый друг. Хотя он никогда таким не был. Скорее наоборот. Еще никогда Павел не ощущал себя столь одиноко. На глаза навернулись горькие слезы, когда он смотрел в спину уходящему прочь земляку. Приятная, убирающая нехорошие мысли расслабленность бесследно пропала. На смену пришло тупое, унылое понимание, что судьба затащила куда-то совсем не туда. Вернее, он затащил себя и непонятно зачем теперь мучает, мучает. От спанья сидя отекают ноги, ужасно ноет спина. Ему холодно, одиноко, тоскливо. Кто окружает его? Толпа, которой он безразличен. Он никому здесь не нужен.
В невеселых своих размышлениях Крючков смог, правда, высмотреть любопытную штуку. Под воздействием спиртного его состояние было настолько приподнято, насколько опущено было потом — когда действие алкоголя заканчивалось. И то и другое состояние не соответствовали среднестатистическому состоянию его психокомфорта. «Если алкоголь что-нибудь и дает, то отбирает не меньше, — пришел к выводу Павел. — Может быть я недоперепил? И возможен другой эффект от спиртного, если, положим, пить постоянно. Пить, пока не окочуришься или бесповоротно лишишься ума». Итак, объяснив свое угнетенное состояние воздействием на организм алкоголя, переведя тем самым проблему из психологической в физиологическую, Крючкову стало значительно проще определить, что со всем этим делать. «Нужно выпить стакан горячего черного чая», — решил он и направился в кафетерий.
Пакетированный чай Lipton не возымел ожидаемого благотворного действия. Тоска не исчезла. Только еще сильнее сдавил голову невидимый обруч. Вконец затомившись в печали, Крючков решил купить чекушку и похмелиться. Он спросил женщину, обслуживающую шинок с удушливым запахом подозрительных чебуреков, какая водка имеется в ассортименте в мелкой посуде.
— «Золото славян», — ответила продавщица и, навалившись на стойку, вперила в Павла колючий, как подушка с иголками, взгляд.
Крючков отошел в сторону и матерно выругался. Потом он начал ругать себя, кляня свою слабость, и глупость, и желание похмеляться, словно он запойный больной алконавт. Досталось и приближавшемуся Новому году, и непокоренной столице, и производителям водки, и кризису, и рекрутерам. Кругом шли, стояли, сидели чужие равнодушные люди. Казалось, если Павел оторвет себе голову, даже тогда никто не придаст этому никакого значения: мало ли здесь сумасшедших и тех, кому вообще жизнь ни к чему не нужна.
Когда к нему подошел Арчибальд, Павел обрадовался, что хоть с кем-нибудь можно обмолвиться словом. Похлопать по плечу. И убедиться, что сам не тень, не жалкое, всеми брошенное существо, а живой человек, которого еще признают люди.
Арчибальд был в обычном своем наряде, только куртка с аббревиатурой W.A.S.P., что расшифровывалась, начиная от White Anglo-Saxon Protestant (Белый англосаксонский протестант) до We Are Sexual Perverts (Мы сексуальные извращенцы) с промежуточным We An't Sure, Pal (Мы не уверены, приятель), была подпоясана солдатским ремнем. В одной руке он держал Библию, в другой руке — размером с футбольный мяч глобус. Вид у него был нелепый и одновременно торжественный, с таким достоинством он поглядывал вокруг себя.
