Солдат! Прежде чем думать о подвигах, заведи себе сначала верных товарищей, чтобы было за кого умереть, не имея же их, не станешь героем, как позорно и равнодушно не стал им рядовой Голеватов. Хотя и хотел.
Увольнительная
Рядовой Образцов пошел в увольнительную. Он шел по городу, по незнакомой улице и девушки улыбались ему. Он взял билет в кино и посмотрел кино. Потом вышел из кино, купил порцию мороженого и съел мороженое. Потом три раза прокатился на карусели. Он так хорошо распорядился временем, что в запасе у него осталось еще полдня. И он вернулся в часть, чтобы привести в порядок повседневную форму одежды и подготовиться к завтрашнему занятию по строевой подготовке.
Славный выдался денек у рядового Образцова!
Добрая шутка — подруга солдата
Взвод лейтенанта Калымова чистил автоматы после учебных стрельб.
Рядовой Савелий Музыченко, маленького телосложения, засунул в ствол автомата мизинец для проверки чистоты — и он застрял у него там.
Савелий дергает, мизинец пухнет и еще хуже не вылезает. Все сгрудились и стали обсуждать, как помочь в беде. Настроение у всех стало грустное от неприятности товарища.
Тут вошел лейтенант Калымов. Увидев уныние, поняв его причину и оценив обстановку, он сказал Савелию:
— Вы бы еще нос туда засунули!
И ушел, а солдаты долго еще хохотали над остроумной шуткой лейтенанта, радуясь тому, как он умеет поднять настроение.
Недаром же говорят: добрая шутка — подруга солдата!
Перемены
Теперь в армии общие собрания есть и любой вопрос можно поднять. Полная демократия. Об этом в одной части объявили публично. Рядовой Демагин подошел к взводному Крылееву и спросил:
— Разрешите обратиться, товарищ лейтенант, правда ли, что на общих собраниях теперь можно будет любой вопрос поднять?
— Правда, — поморщился Крылеев — наверное потому, что у него болел зуб.
— Абсолютно любой или избирательно любой? — спросил Демагин.
Крылеев подумал и ответил:
— Сказано было: любой.
И вот собрание. О чем-то говорят, а Демагин сидит и не слышит, ему не до этого, он охвачен чувством свободы. Надо же, думает он с восторгом, могу в любой момент подняться и любой вопрос поднять!
И это чувство не покидало его на всем протяжении собрания, а вечером он счастливо засыпал, чувствуя, как лицо его овевает свежий ветер перемен.
Продаю себя
Лагарпов гулял по улицам, имея много свободного времени после ухода от него второй жены, читал объявления на стендах, заборах и столбах. Больше всего было объявлений о продаже: квартир, автомобилей, швейных машин и проч. Желающих купить было гораздо меньше: народ нищал.
И вдруг он увидел на одном из заборов размашистую неровную надпись — крупными буквами поверх всех объявлений: «ПРОДАЮ СЕБЯ!» И — адрес.
Лагарпов пришел домой и стал думать.
1. Наверное, подумал он, это какой-то человек, дошедший до последней степени отчаянья, лишившийся работы, не имеющий средств для проживания, не имеющий также ничего, что можно продать, решился продать самого себя для продления своей жизни — так сказать, жизнью жизнь поправ!
2. Нет, подумал он, это вряд ли. На что он рассчитывает? На кого? На шального богатея (их развелось довольно много, как это и бывает в нищие времена), который полюбопытствует узнать из объявлений, что продается, и утешиться мыслью: нет ничего такого, что я не мог бы купить? — и увидит объявление о продаже человеком самого себя, и, пресыщенный, захочет вдруг купить?
3. Нет, подумал он, это вряд ли. Богатей живым товаром владеет бесплатно или почти даром, потому что человек нынче дешев. Да и не будет он вылезать из машины и ходить вдоль заборов… А может, надпись сделана кем-то спьяну? Увидел человек, что все продается, возмутился хмельной душой и выразил отношение.
4. Нет, подумал он, это вряд ли. Надпись была хоть и неровная, но, во-первых, все-таки слишком разборчивая, а, во-вторых, пьяный человек обычно фломастера в кармане не носит. А может, это вовсе не объявление, а крик души пропадающего человека, пошедшего на поводу у продажного времени? Это не предложение, а покаяние: продаю, дескать, себя, каждый божий день — и каюсь, граждане! ПРОДАЮ СЕБЯ! — и тошно мне!
5. Нет, подумал он, это вряд ли. Каяться-то мы любим, но зачем ему в таком случае адрес свой писать? И почему я с такой определенностью решил, что это мужчина? Возможно, это женщина, у которой пропадают красота и молодость, вот она и написала ужасные слова, на самом деле, конечно, не желая себя продавать, а желая всего лишь обратить на себя внимание равнодушных людей — в частности мужчин.
6. Нет, подумал он, это вряд ли. Женщина написала бы губной помадой, а не фломастером. Кстати, это даже не совсем фломастер, это скорее маркер — очень уж толстые и большие буквы. Нет ли тут подвоха, не профессионалы ли занимаются? Представим: некто, имея способности продавать, но не имея товара, обратился к товару пусть и не самому ходовому, но многочисленному. Набрал людей, желающих себя продать, и пишет объявления якобы частным порядком (чтобы не обращать на себя внимания налоговой полиции). Интересно, целиком ли он продает людей или по частям? Сейчас ведь, вон в газетах пишут, дошедшие до края люди, продают из себя и селезенку, и почки, и печень, и т. п.
7. Нет, подумал он, это вряд ли. То есть такая фирма возможна, но на заборах объявлений не стали бы писать, распространяли бы информацию нелегально, среди своих. А может, все объясняется просто: это крик о помощи? Человек стесняется просить, он гордо пишет, что готов продать себя, на самом же деле не продажен! Может, он хочет узнать цену себе — но лишь теоретически? А может, это тайный философ, каких много средь русских людей, и он решил испытать глубину человеческой низости и лично заглянуть в глаза тому, кто откликнется на объявление и явится покупать живого человека?
8. Нет, подумал он, это вряд ли. Слишком я усложняю и фантазирую. Может, всего лишь шел человек мимо заборов, стендов и столбов — и везде: продаю, продаю, продаю! И, будучи от природы юмористом, видя, что люди продают все на свете, решил дополнить тем, что никто не продает, вот и написал в шутку: продаю, дескать, себя, а адрес — вымышленный.
Так размышлял он день, другой, третий.
Несколько раз порывался пойти по указанному адресу, но урезонивал себя: хорошо ли лезть в чужую беду? — да еще и денег при себе не имея! Пусть не для покупки, а — чтобы помочь материально.
И не выдержал. Ведь не любопытство праздное тянуло его туда, а распалившаяся жажда души — понять, что же там такое?
И он пошел по указанному адресу, нашел дом и квартиру.
На обшарпанной двери было косо и крупно написано тем же почерком и тем же фломастером: «ПРОДАНО!»
