Все было так же, как вчера и позавчера, без изменений. Я занялась дыхательными упражнениями, а хозяйка пса посмотрела на часы и, взяв на поводок своего красавца, зашвырнула палку в кусты живой изгороди. Боксер, растрепав черные губищи и понурившись, последовал за ней через площадку к выходу. Еще секунд тридцать, не больше, и они скроются с глаз.
Проследить за ними, установить их дом, подъезд и даже квартиру было и элементарно, и невозможно в принципе. Человеку с моей подготовкой о таких вещах и говорить не приходится. Девяносто девять и девять десятых процента за то, что все пройдет гладко. Но одной-единственной десятой доли достаточно, чтобы счесть риск неоправданно высоким и отказаться от такого намерения. Гром порвет меня на части, если я «засвечусь» перед ней и завалю так по-глупому еще не успевшее начаться дело.
Пес поднял с земли первую попавшуюся ветку и с такой тоской глянул на хозяйку, что даже у меня сердце дрогнуло, хоть и недолюбливаю я собак по своей кошачьей натуре.
Девица тоже не выдержала умоляющего взгляда своего четвероногого спутника — что-то сказала ему с укоризной, потрепала по холке и отцепила поводок.
Вновь оказавшись на свободе, пес, бросив ветку и слегка ошалев от радости, подскочил так, что едва не обнял лапищами не успевшую увернуться девицу. Ее вскрик слился с громким, коротким взвизгом. Пес рухнул на бок и, не вставая, закрутился, загребая землю сильными лапами. До меня донеслось хрипение, собака задыхалась от внезапного удушья. Девица, с искаженным от страха и, похоже, боли лицом, прижав руку к предплечью, медленно, не сводя глаз с бьющегося в агонии пса, опустилась на подогнувшихся ногах, села на мокрый песок и, скорчившись, ткнулась лбом в собственные колени.
Мои ноги уже несли меня к ней, перебрасывая тело через скамейки и кусты живой изгороди. Все произошло очень неожиданно и настолько быстро, что я уже на ходу зафиксировала в мыслях пришедшее с небольшим опозданием понимание того, что происходящее и является тем самым случаем, о котором говорил Гром. Теперь мне надо действовать правильно и без промедления.
Оказавшись рядом, я с первого взгляда поняла, что с псом все кончено. Он уже затих. Только коротко, как-то конвульсивно вздрагивал, отчего голова с разинутой пастью все больше откидывалась назад. Песок под ним быстро пропитывался кровью.
Я присела и скорее рефлекторно, чем осознанно, оглядела окрестности, прикидывая, откуда был произведен выстрел. В доме напротив, через дорогу, были сотни окон, двускатная крыша с торчащими трубами вентиляции и хорошим карнизом. Множество подходящих, с точки зрения киллера, мест.
На оценку ситуации и вывод, что если второго выстрела не последовало сразу, то его можно уже не опасаться, мне потребовалось несколько секунд. Стрелявший сейчас скорее всего, бросив оружие, гремит каблуками по лестнице одного из подъездов, унося ноги с места засады.
Раздавшийся рядом стон переключил мое внимание на пострадавшую. Коротко, но энергично выругав себя за излишнюю, с точки зрения непрофессионала, осторожность, я поднялась с корточек и шагнула к девушке.
— Боже мой, что с вами? — обратилась я к ней с испугом и растерянностью, так не шедшими к моим целеустремленным прыжкам через кусты и скамейки. — Что произошло?
Она подняла на меня широко расставленные глаза, замутненные болью и страхом, и через мгновение они наполнились слезами. Толстые губы плаксиво скривились.
— Па-апа-а! — заныла она, вновь клоня голову вниз.
Странно! В подобных случаях маму поминают или ругаются непотребными словами.
— Что с тобой, ну?
Приподняв за плечи, я заставила ее выпрямиться, разжать пальцы и увидела кровь на разорванном рукаве белой куртки.
— Бек! Бекушка-а! — вздохнула она, увидев вытянувшегося пса.
— Ты вот что, оставь своего Бека его собачьим богам и о себе подумай! — посоветовала я с излишней твердостью. — Ты что, не поняла еще, что ранена?
Я решительно, но осторожно положила руку на место ранения. Барышня дернулась и с шумом втянула воздух сквозь стиснутые зубы. Такое ее поведение мне нравилось.
Кость под моими пальцами не сдвинулась, и раненая лишний раз не всхлипнула. Цела кость, а остальное, судя по несильному кровотечению, серьезным быть не могло. Снайпер сработал или из рук вон плохо, шлепнув пса вместо человека, или, наоборот, с поразительной, нет, ювелирной точностью.
Размышлять над этим у меня времени не было.
— Только не в милицию! — пропищала девица, по-прежнему кривясь от боли и слез.
— Что? — Моему изумлению, казалось, не было границ.
— Не зовите милицию! — настаивала она.
— Нет так нет.
Она так уговаривает, что можно подумать, будто это в меня стреляли.
У входа на детскую площадку остановились двое: полная женщина с сумкой через плечо и черным мужским зонтом над головой, которая, выпятив грудь, подозрительно всматривалась в нашу сторону, и старушка в рыженьком плаще с поднятым воротником. Я нагнулась к Беку и, взяв его за задние лапы, оттащила в сторону, к кустам, долой с глаз людей на аллее и вернулась к раненой.
— …над собакой измываются! — донеслись до меня слова полной.
— Что он, неживой уже, что ли? — пролепетала старушка.
— Если не хочешь звать милицию, то не стоит привлекать внимание. — Я нагнулась над потерпевшей, собираясь поднять ее, но она обошлась без моей помощи — опираясь здоровой рукой о землю, перевернулась и встала с колен. Поддерживать ее все же пришлось.
— Надо срочно сообщить папе, — прошептала она, опускаясь на скамейку.
— «Скорую», значит, тоже не надо? Сейчас сообщишь! — пообещала я, расстегивая на ней куртку. — Кровью изойдешь, дуреха! — прикрикнула я, встретив слабое сопротивление.
Но рукав толстого свитера оказался почти сухим, и это меня успокоило окончательно, хоть она и охала, как от нестерпимой боли.
— Как звать-то тебя? — спросила я, накидывая полуснятую куртку ей на плечи.
— Женька, Серова моя фамилия. — Она показала на карман. — Там… Возьмите там телефон.
Достав, я протянула ей сотовый, но она помотала головой:
— Не могу! Вы что!
Как говорится, прошибло барышню. Она вдруг завопила пронзительно и тонко, поглядывая на мертвого Бека и сотрясаясь на вздохах. Реакция на страх, вот как это называется. Случалось мне видеть мужиков, вывести которых из состояния ступора удавалось только при помощи медикаментов. Хорошо хоть, что эта просто вопит и ничего больше.
Пришлось сесть рядом, осторожно, чтобы не причинить боли, обнять Женьку и привлечь к себе. Она ткнулась лбом в мое плечо, сдвинув шапочку на сторону, и по-детски запричитала сквозь всхлипы, поминая папоньку, мамоньку и бедного Бекушку. Мне стало ее по-настоящему жалко, и Багира во мне уступила на время место Юлии.
