— Ну ты вообще! — возмутился он. — Нет, я, конечно, понимаю, знакомый и все такое. Повидаться хочется, прошлое вспомнить. Юля! — заорал он, увидев, что я готова перебить его. — Не хватало еще встать на обратном пути из-за какой-нибудь поломки!
Пришлось врать более жестко.
— Он инвалид, Серж. Инвалид после Чечни. Мы с ним в Чечне вместе были. Одноногий. Я слышала, плохо ему. У меня сейчас есть деньги, спасибо Николаю Михайловичу. Так что я с ним не только повидаться хочу, но и помочь хоть как-то.
Самой противно было врать подобным образом и на такую тему, но ничего лучшего не лезло в голову, а этот вариант был беспроигрышным. Серж смирился, в глазах его уже появилось сочувствие.
— Ты знаешь, как его найти? Говори, да поехали.
— Кому-то надо быть в гостинице. Житков просил меня не отлучаться из номера. Они там, у себя, сейчас решения принимают, а потом он будет говорить со мной. Сереженька, милый, посиди у телефона. Когда эта братия захочет меня видеть — позвонишь на мобильник, и я примчусь сломя голову. Или скажу, куда тебе за мною подъехать.
— Нет проблем, — буркнул он, все еще сердито. — Сделаем.
В благодарность мне захотелось его расцеловать.
* * *
Сергей заставил меня поволноваться уже минут через десять после того, как мы с ним расстались. Я очень спешила вернуться к офису «Альянса», почти бежала, придерживая локтем хлопающую по боку сумку. Времени на уговоры и объяснения было потрачено недопустимо много. Оставалось лишь надеяться, что совещание в кабинете Житкова началось через какое-то время после моего ухода — не сразу подошли нужные люди и не сразу приступили они к интересующему меня разговору.
Дойдя до места, я быстро прошла вдоль фасада длинного, четырехэтажного, старинной архитектуры здания, прикидывая — за какими из его окон Житков со товарищи решают сейчас волнующие всех вопросы. А как определила — порадовалась, потому что оказались они напротив небольшого сквера с двумя десятками деревьев и несколькими скамейками между ними. Едва я облюбовала одну из них, как в сумке громко заныл сигнал мобильника. Мне даже жарко стало от мысли, что опоздала я на этот раз, что закончилось все без меня и о подробностях теперь придется только догадываться.
Сигнал у телефона был настолько громким, что привлекал внимание прохожих. Я путалась в застежках сумки, ругая себя за то, что не догадалась сунуть его в карман, копалась в ней, переворачивая вверх дном все содержимое, и шипела ругательства сквозь стиснутые зубы.
— Сергей?
— Я. Юля?
— Да. Что, уже позвонили? Кто? Что сказали? Куда мне подойти? Что ты молчишь?
— Ты и слова не даешь вставить. Ну, ничего, — успокоил он меня. — Никакой спешки. Никто пока не звонил и тобой не интересовался. Гуляй себе, дыши воздухом. Я на посту.
Вскипятилась я настолько, что не поняла его сразу.
— А какого ж ты… рожна звонишь?
Даже эта формулировка оказалась для него слишком крепкой.
— Связь проверяю, — ответил Сергей удивленно и спросил с возмущением: — Ты чего психуешь?
Я сказала ему правду.
— Взволновалась, Сергей, подумала, что срывается весь мой замысел.
— Ладно, отбой, — пробурчал он обиженно.
Скамейку я выбрала с таким расчетом, чтобы сесть спиной к интересующим меня окнам. Расположилась удобно. Уговаривая себя больше не торопиться и не делать судорожных движений, вытащила и расчехлила небольшой ноутбук, размерами с обычную книгу. Откинула крышку, достала из специального гнезда антенну, похожую на косметический карандаш, наушник, из тех, что вкладываются в ухо, и, соединив все тонкими серыми проводами, взялась за настройку аппарата. Занятие требовало спокойной сосредоточенности, и поначалу у меня ничего не получалось. Наконец дело пошло на лад, и в ушах у меня невнятно зазвучали возбужденные голоса. Подложив под антенну перчатки, я более точно направила ее на интересовавшие меня окна, включила фильтры и добавила громкости. Звук принимался с дребезгом, но речь легко различалась.
Аппарат работал, воспринимая колебания оконных стекол, которые, как огромные мембраны, вибрируют от любого, даже самого тихого звука. Трудность в том, чтобы отобрать звуки полезные, несущие информацию, отфильтровав их из общей массы, и заглушить остальные. В сервисных центрах, где работают специалисты-секретники, знающие о таком способе подслушивания, в окна вставляют стекла с искаженной плоскостью типа «морозко» или «метелица» и чувствуют себя спокойно и защищенно от посторонних ушей и звукозаписывающей аппаратуры. Но на таких хитрецов есть другие, еще более изощренные способы прослушивания.
У Житкова спорили несколько человек. Я услышала их разговор с полуфразы:
— …хотя я в этом большой беды не вижу. И действовать придется по накатанной схеме, как с рэкетирами недавнего прошлого. Не сомневайся, Олег, подписывай все, лезь в кабалу, кайся, стучи себя в грудь. Ну потеряешь на этом сколько-то, пусть даже много. Не смертельно! Через полгода откроешь новую фирму, необязательно здесь, и потихоньку перекачаешь на ее счета большую часть капитала. Передашь ей партнеров и постоянных заказчиков. А «Альянс» оставишь догнивать в лапах Павлина. Это — выход!
— Выход, выход!.. — гневно пробурчал Житков, но его перебил Базилио:
— Какие капиталы, Сергеич? Где они будут, если сорвется дело со складом на двадцатом километре?
— Не сорвется, чудак! — Сергеич почти вопил, возмущенный непониманием. — Ничего не сорвется, если действовать по моей схеме. «Альянс» хоть и ляжет под Павлина, но будет, будет, обратите внимание, получать свои дивиденды!
— Какие же это к богу дивиденды! — взъярился тяжелый прокуренный бас, мощью своей легко подавив остальные звуки.
Дальнейшие слова его обладателя изобиловали неожиданными речевыми оборотами и затейливой матерщиной. Смысл выступления сводился к немногому, умещавшемуся в нескольких поговорках и комментариях к ним.
«Много хочешь — мало получишь». Отсюда обладатель тяжелого баса вывел то, что любой торопыга фатально обречен на неудачу. А Житков, потребовав от Павлина увеличения процентов с прибыли, когда и «конь еще не валялся», поторопился дьявольски. Надо было дождаться «затарки» склада первой партией отходов и лишь перед поступлением второй требовать своего, угрожая оставить отходы «болтаться по железке неприкаянными».
«Отходы», — отметила я, вспомнив серовское — «краска».
— А может, вообще зря мы все это затеяли? — вмешался Базилио. — По прежним условиям существования бабки «Альянсу» шли лихие!
— «Лучшего не желать — все потерять», — наставил его бас на путь истинный, но тут возопил сам Олег Владимирович:
— Да мы и теряем! Почти все теряем!
— Не потеряем! — заглушил его бас. — Ребята все перья из хвоста Павлина по одному выщиплют и разберут на сувениры, а своего добьются! Вот только узнать бы, кто в девчонку стрелял. Тут тоже есть соображения… Я их вам скажу попозже. Не здесь, нет! — заорал бас так, что в голове у меня задребезжало. Наверное, он останавливал кого-то, кто попытался его перебить. — Ты, Олег, помни поговорку, она хоть и зоновская, но точная: «Попал в сучью стаю, драть не дери, а в хвосте бегай!»
