Вечер гаснет. Четыреста пар из числа представителей среднего класса Европы волнуются, как море. Дамам раздают красные розы, мужчинам – светлячков. Я прикрепляю светлячка над ухом, Вике прячет розу в карман.
– Это они, чтобы снять красивую картину сверху, – шепчет Вике, покачиваясь в такт. – Светлячки и розочки. Синее небо.
– Не смущайся так, – шепчу я на ушко Вике.
– Я не смущаюсь, – говорит Вике, улыбается и уже не смотрит по сторонам.
Смотрит вниз, только бы не мне в глаза. Небо, вывеска, угол улицы, Джорджио Армани танцует с Кристиной Агилерой.
– Голосишко у ней ничего.
Мы танцуем.
Музыка стихает, и сразу становится просторнее, уютнее. Загораются свечи. Маленькие кожаные сумочки; побороть хаос; желтый занавес и ананасы. В руках у нас оказываются рюмочки с коньяком, маленькие, как птички. Вике все-таки достает из кармана измятую розу и пристраивает ее себе в прическу.
На сцену выходит Жан-Мари Бэрримор.
– Ну что, уважаемые господа? – говорит Бэрримор тоном, в котором, как в хороших духах, «теплые восточные ноты смешаны с резким свежим фоном». – Я совершенно уверен, что вам понравилось кататься на такой во всех отношениях замечательной и стильной машине. Но не все, как говорится, коту масленица… Или кому-то не понравилось? Поднимите руки, чтобы мы могли…
Люди смеются.
– Что, неужели всем нравится?! Да не может быть такого. Между прочим, по скоростным характеристикам, по части разгона «mercedes» уступает, например, полуспортивным машинам, таким как, скажем, «audi TT», – Бэрримор поднимает глаза к небу. – Так что тем из вас, кто любит… устраивать гонки по автобанам, им, возможно, характеристики нашего автомобиля покажутся, гм… Ну да ведь вы, конечно, не собираетесь устраивать гонки, правда? Да, ну так вот, – продолжает Бэрримор, – Сейчас мы узнаем… сейчас мы определим, кто же стал победителем нашего конкурса, и кто все-таки получит сегодня новенький «mersedes S-klasse»… кто же его получит, а? Кто же главный герой? – Бэрримор смотрит прямо на меня, лукаво, он подмигивает мне, улыбается, но я уверен, что всем остальным кажется, что он улыбается им.
Вике ежится.
Все это похоже на большой английский лабиринт, по которому гуляли Алиса и Додо под музыку Боккерини. Додо рисовал тросточкой на песке забавные головоломки. Пробуждал в Алисе невинные фантазии. Невзначай развивал в ней ум и смекалку, заставлял видеть скрытые вокруг загадки, чувствовать, что все вокруг подчиняется сложным и занятным законам… И все это было так невинно. Но чуть стоит присмотреться – и в этой покачивающейся от жары лодочке, в этих рахат-лукумных волнах, в этой жирной зелени садов, в этих кружевах и завитушках… вдруг разглядишь…
– Да, – подхватывает Джорджио Армани, выходя со своим микрофоном из-за кулис, – именно сегодня, при вашем участии, нам станет ясно… кто же является тем самым…
– Но сначала, еще до начала конкурса, – прерывает его Бэрримор, – я бы хотел пригласить на сцену человека, который заслужил «mercedes S-klasse» во всех отношениях. Это представитель журнала «Advertising Delight» – Ричи Альбицци с супругой! Просим, просим!
Мы и ухом не ведем. Допиваем свой коньяк, обмениваемся поцелуем (а нас уже снимают!) и под прощальные аккорды заката, под скрипичные трели, выводим друг друга на авансцену: Вике выводит меня, а я вывожу Вике. Как я удивлен! Вот хитрец! – думают участники конкурса сочувственно. Вот так и я, – думает каждый из них о своем, – вот так и я когда-то удачно ввернул два словца, на секундочку поймал ритм, и не успел я обернуться – и рраз! – и солнце сверкнуло, и я на гребне волны! Все бывают иногда воинами блеска, хоть раз в жизни да бывают! – сочувственно думают все, и никто-никто не смеет нам завидовать. И правильно делают. Гораздо приятнее выиграть «mercedes» случайно, чем заслужить, как я.
– Пусть они спляшут, – говорит Джорджио Армани вполголоса.
– Фрау Альбицци, – говорит Бэрримор, поглядывая на меня, – какой ваш любимый танец?
Вике краснеет, делает рукой отрицательный жест, но вдруг передумывает:
– Хабанера, – говорит она.
– Ого! – говорит Бэрримор и делает знаки за кулисы. – Ну что ж! Сейчас для наших первых, или, лучше сказать, нулевых победителей звучит… самая первая хабанера, которую мы смогли найти, хабанера, которая поется по-немецки; хабанера к фильму… к фильму с Марлен Дитрих в главной роли, – Бэрримор широко улыбается. – Итак, внимание…
Кое-кто тоже начинает танцевать с нами. Я чувствую, что на голове у меня распускается огромный южный цветок, бархатисто-багровый, с поэтическими белыми краями-полями, на которых написано фиолетовыми чернилами.
– Вике? – говорю я.
– Какого хрена они тут?
Я уже знаю, в чем дело, и даже не оборачиваюсь.
– Если ты будешь смотреть только на меня, – внушаю я, – ты больше их здесь не увидишь. Смотри на меня, Вике. Смотри на меня.
* * *
– Про Паганини ходили странные слухи, – распространяется Бэрримор, закинув ногу на ногу. – Говорили, что он жил в горах у знатной синьоры, жил на ее деньги… ублажая ее… в том числе игрой на скрипке. Говорили, что Паганини был удачливым спекулянтом – его отец ведь был маклером, вы не знали?
– Распустите слухи про Сороса, что он удачливый скрипач, – предлагает Вике. – Что он – это на самом деле Ванесса Мэй.
Бэрримор хохочет.
* * *
– Бред, беспредел и кошмар.
Вике утыкается в покрывало дивана, на котором вышиты маленькие пляшущие желто-зеленые тигры. Я ложусь рядом.
– Вике-Вике.
Вике привстает на локте и смотрит на меня с печалью.
– Да, конечно, мы выручим их. Но я, честно говоря, не понимаю, чем это им поможет. Через несколько дней их все равно поймают. Мы должны будем врать полиции? Что им дадут эти несколько дней? Сбежать из Европы по нашим документам они все равно не смогут…
– Вике, – говорю я, – несколько дней – это очень много. Это очень много.
Вике смотрит на документы.
– Боже, кошмар какой. Де Грие… – Ту т и доверенность есть на машину, – говорит она беспомощно. – Безумие. Она что-то с ним сделала, – Вике перекатывается на живот и смотрит на меня. – Слушай, Ричи, она что-то с ним сделала, эта девица.
– Что?
– Ну, я не знаю. Подсадила на наркотики.
– Знаешь, Вике, не нужно же тут никаких наркотиков, – говорю я.
* * *
Цветок у меня на голове начинает шуметь, как роща. Еще один цветок распускается на носу, и по одному – на кончиках пальцев. Мир вокруг цветет, весь цветет.
– Вообще-то это длительный процесс, – бормочет Вике. – С первого раза может и не получиться. Может занять много времени. До года.
– Этот длительный процесс просто прекрасен, – говорю я. – Я не прочь растянуть удовольствие.
