— «Ливерпуль» играет в Манчестере, — сказала хитрая Мадлен.
— Какая мне, в жопу, разница, — огрызнулся Питер, — я за «Глазго Рейнджерс». Стойте! — вдруг опомнился он и уставился на наручные часы. — Это же полуфинал.
Густо побагровел, молча указал нам, где наше место, и широким шагом пошел искать телевизор.
— Фу! — выдохнул Ник. — Наконец-то, — он откинулся в своем кресле и добавил: — Вот теперь перерыв начинается. Да здравствует «Манчестер»!
На его мониторе загрузился канал, и лениво забегали по зелени однообразные человечки в цветастых футболочках, и тихонечко заскрежетал прерывистый голос комментатора под волнистый гул толпы.
— А сколько ему лет-то? — спросил я.
— Нашему-то? Да уж лет тридцать пять гамадрилу, — сказала Мэри.
— Пятнадцать! — брезгливо поморщилась Мадлен.
— А ты чего сегодня такой кислый? — переключилась на меня Мэри.
Я махнул рукой, потом вспомнил, что уже говорил ей, и набычился.
— А! Прости, — опомнилась она, не сдержалась и, уронив голову лбом на ладонь, бесстыже захихикала. — Нет, прости, Алекс, правда, я просто дура, я сама себя не контролирую.
— А что такое? — спросила Мадлен.
Я старательно не посвящал ее в свои беды за обедом и теперь понял, что сам вырыл себе яму легкомысленным утренним признанием.
— У тебя что-то случилось? — озабоченно переспросила Мадлен и толкнула Мэри, чтобы заткнулась.
— Да нет, ничего, — грустно пожал я плечами, — просто от меня жена ушла, и я остался без жилья, так как мы снимаем пополам с ее сестрой. Ну, ты знаешь…
— Ого как, — с пониманием покивали Мадлен с Ником и, словно очнулись, загалдели наперебой: — Слушай, так ты теперь вольный человечище, прикинь! Главное, и совесть чиста…
Мне опять захотелось порыдать.
— Ну ладно тебе, старина, перестань, — кинулось меня теребить шестирукое чудовище, хотя я и слезы не проронил.
Боже, до чего же мне было противно за себя и за свою жизнь. Я принялся вяло отпихиваться.
— Ну… Ну хочешь, я тебя трахну, Алекс? — сострадательно предложила Мэри. — А ребята мне помогут. Ведь правда, Ник?
— Легко! — бодро согласился Ник, уже засучивая рукава и демонстрируя свои рыже-волосатые предплечья.
Я с детской доверчивостью покосился сначала на ее декольте с приятной теневой складочкой начала грудей, потом на мускулистые шерстистые лапищи ее соратника.
— Этим мне уже не поможешь, — отклонил я и потупился.
Тут я почувствовал себя так противно, что откатился на вертящемся кресле в сторону и облокотился на стол.
— Вот это как человеку из-за бабы херово бывает, — многозначительно покачал головой Ник.
Я начал говорить что-то полушутливое, но вдруг почувствовал совершенно невероятный спазм в животе, машинально оттолкнулся от стола, скрючился, и меня начало тошнить подступающими к горлу потоками каких-то пенистых веществ из кофе и японского мультика «Унесенные призраками».
— Э! Ты что, офигел, старина? Иди в туалет, — забегали вокруг меня заботливые товарищи. — Тебе что, жить опротивело?
Меня как ведром холодной воды обдало, и я резко выпрямился. А ведь действительно — опротивело. Бывало, конечно, и раньше находило, но чтобы до такой степени… Мне подали стакан воды, и я, глотнув, испугался, что мне еще подсунут и кофе.
— Алекс, эй! Ты чего застыл? — сказала Мэри. — А ну давай разговаривай. Хочешь, домой отвезу?
— У меня нет дома, — совсем уже упаднически промолвил я.
— Ну давай я тебя к себе возьму.
— Тогда совсем никакой надежды не останется, — проговорил я и живо представил, как до моей доходит слух о том, как я быстро перебазировался к соседке по офису. — Не, я досижу и поеду к Тутаю.
— Ник, а Ник, — обратилась Мэри и сделала осудительно-выжидательную физиономию.
— Что? — строго дернулся Ник, поняв, что она намекает на приют для меня.
— Я же сказал, что поеду к Тутаю! — заступился я за коллегу.
— Тогда ты его хотя бы отвезешь, — продолжала прессовать Ника Мэри.
— Нет, не отвезу, — коротко ответил Ник и рассердился.
— Как это? — брякнула Мэри.
— Не могу.
— Ты не сочувствуешь другу? Он бы тебя в такой ситуации…
— Сочувствую!
— Так почему же?
— Не могу, — сказал, как отрезал, Ник. — Не могу, и все.
Помолчали.
— Ну знаешь ли, — угрожающе заговорила Мэри, положив руки на пояс и тяжело вздохнув.
— Я отвезу его! — пресекла назревшую бойню Мадлен.
— Значит, я могу хряпнуть пивка! — радостно сказал я, вытащил из стола баночку, которая тут же чихнула и крякнула, этим как бы закрепив достигнутый компромисс.
И почему они всегда сами вызываются, а потом бросают меня? Может быть, я слишком слабый, чтобы бросить их, а судьбе непременно нужно, чтобы кто-то кого-то кинул.
Вечером я уже вместе с Мадлен, предварительно посвященной в мой автомобильный грешок, вернулся к Тутаю и виновато улыбнулся ему, указывая во двор.
— Хотите, ноги целовать буду?
— А в чем дело? — ошарашенный моей спутницей, спросил хозяин и отодвинул белую шторку с окна в прихожей.
— Ваша машина… — простонал я.
— А зачем вы ее выкатили? — удивился он. — Разве мы куда-нибудь едем? Я уже был сегодня у тетушки на ужине. Кстати, — он смутился, — в связи с тем, что ты поехал в Лондон поездом, я не смог отказать себе в возможности поехать на велосипеде. Ты только, дружище, не сердись, пожалуйста!
4
Лежа в кровати, мы включили телевизор, где показывали какую-то мрачную российскую бытовуху из жизни горняков, и я, поморщившись, бесстыже сказал, что это Украина, и переключил.
То, что со мной рядом лежала другая женщина, было так ново для меня. Даже дико. Я был возбужден и смущен и знал, что это случится, только хотел забыться, опьянеть предварительно и поэтому большими глотками глушил полученный от менеджера маркета «Моррисон» виски.
Она, ожидая меня, лежала рядом, закинув руку за голову. Я долго не смотрел на нее, но млел, чувствовал ее реальность под одним пуховым одеялом со мной. Я резко повернулся, оказался над ней, встретил ее серьезный взгляд и с блаженным головокружением ощутил терпкий запах ее подмышки.
— Ты очень красивая, — банально проговорил я в пьяном смятении, — даже слишком. Но ведь ты не любишь меня.
— Мой, — спокойно и окончательно сказала она, взяла меня за затылок и окунула в себя. В бездну своей груди.
Потом все было липко, и трескало, и хлюпало. Как обычно, но совсем по-другому. Медленно, ненасытно, изнывая, запутываясь в ее ногах и объятиях, запуская пальцы в легкие волосы, крепко хватая ее как кошку и запрокидывая ей голову.
