Саркисов уехал, вооруженный теплым письмом Молотова, предлагавшего Фогту от имени ЦК забыть прежние обиды и вновь приступить к научному священнодействию. Посредником в восстановлении связи с ученым выступил консул берлинского представительства СССР, сотрудник легальной резидентуры ОГПУ-НКВД Александр Гиршфельд, имевший прямое отношение к созданию разведсети «Красная капелла» и вербовке крупного агента Арвида Харнака40.
Отсюда ясно, какое великое значение придавали возрождению деятельности фогтовского научного детища в Кремле. Там даже не боялись рисковать столь ценным работником Главного управления госбезопасности НКВД, как Александр Гиршфельд.
Профессор будто ждал советских визитеров и принял новое предложение без размышлений. Все это было в апреле 1932 года. А с 30 января 1933 года, когда рейхсканцлером Германии стал Адольф Гитлер, у немецкого профессора начались проблемы. У Фогта произвели три обыска, телефонные разговоры стали прослушиваться, а почта — просматриваться. Это было естественным следствием контактов Фогта с кремлевским двором, общения с сотрудником НКВД Гиршельдом, который, как и любой представитель советского посольства, находился под особым присмотром гестапо.
Но тем не менее работа совместного германо-советского института была полностью восстановлена. Нацизм и коммунизм волновали близкие темы: родословные, генетические и мозговые проблемы чистокровного Homo nordicus и уникального Super homo. Наука с энтузиазмом обслуживала интересы государственных мизантропий.
В этом случае интересна судьба протеже Фогта советского исследователя Тимофеева-Ресовского, который после прихода нацистов к власти остался в Германии, стал участвовать в нацистских изданиях и выступал с лекциями перед членами НСДАП и СС.
Его статья в журнале «Врач наследственности», издаваемого с целью пропаганды идеи расовой гигиены, лучший тому пример. Рассматривая генетический груз в популяциях людей и диких животных, ученый писал о необходимости остановить увеличение в человеческой среде различных отклонений, снижающих жизнеспособность или способствующих патологии. Они, по его мнению, следствие ослабления естественного отбора искусственными средствами, т. е. успехов медицины. И Тимофеев-Ресовский допускал контроль со стороны государства в этом своеобразном процессе.
В октябре 1938 года он разъяснял свои позиции, читая курс расоведения и генетики в Расово-политическом управлении нацистов. Значение расовых идей подчеркивал и сам идеолог фашизма Альфред Розенберг.
Слушатели его лекций посещали и саму лабораторию Тимофеева-Ресовского, о чем был помещен фоторепортаж в нацистском официозе «Новый народ»41.
К этому времени относятся и активные контакты советского ученого со Школой немецких докторов СС и Институтом генетики, основанными Национал-социалистической лигой врачей.
Выступления и публикации Тимофеева-Ресовского были своеобразным научным оправданием создания концентрационных лагерей и различных мизантропических лабораторий Третьего рейха…
5 февраля 1936 года в записке секретарю ЦИК СССР Ивану Алексеевичу Акулову Семен Саркисов сообщал: «Фогт до сих пор не отказался от должности директора Московского института мозга. Кроме того, издаваемый в Берлине под его редакцией журнал до сих пор официально является органом Берлинского и Московского институтов мозга. Через товарища Гиршфельда я дал знать Фогту, что мы не можем допустить защиты и пропаганды в этом журнале каких бы то ни было фашистских теорий. Фогт заверил т. Гиршфельда, что, пока он редактор, подобных статей он в журнале не допустит»42.
С новым немецким руководством отношения у Фогта складывались не гладко. Его дело было передано в Специальную комиссию внутренних дел. Влиятельные чиновники считали, что 66 лет — возраст пенсионный, и настаивали на отстранении профессора от должности. Он был назначен временно исполняющим обязанности директора, а вскоре его институт возглавил член национал-социалистической партии Хуго Шпатц.
5
27 мая 1936 года в Политбюро ЦК ВКП (б) на имя Сталина поступил развернутый доклад «Изучение мозга Ленина». Семен Саркисов представлял вождю плод усилий сотрудников двух институтов по изучению главного мозга планеты. Это было сжатое изложение объемного исследования, включавшего в себя 153 страницы текста и 15 альбомов, каждый из которых содержал 50 микрофотографий, иллюстрировавших уникальное строение ленинского органа. В этом исследовании мощность одного мозга Ленина приравнивалась к мощности десяти полушарий «средних людей». Что же касается голов известных в советской стране личностей, то и здесь первенство Ильича над ними было убедительно доказано научными выводами. «Измерение борозд лобной доли и борозд остальных долей обнаружило самый высокий процент борозд лобной доли в мозгу В.И. Ленина в сравнении со всеми другими исследованными нами в этом направлении мозгами (Куйбышев, Луначарский, Менжинский, Богданов, Мичурин, Маяковский, акад. Павлов, Клара Цеткин, акад. Гулевич, Циолковский)». Также очень богата извилинами и в то же время богата уклонениями от среднего типа и нижняя теменная область»43.
Количественные показатели, полученные при исследовании ленинского вместилища мудрости, убедительно доказывали его абсолютное превосходство над всеми: «Так, в лобной области процент лимитрофных адаптаций по отношению к поверхности всей коры составляет 2,06 %, а по отношению к поверхности лобной доли — 8,07 %. В мозгу Богданова соответствующие цифры — 1,3 и 5,3 %, в мозгу Скворцова-Степанова — 1 и 4,1 %, а в мозгу Маяковского — 1,1 и 4,7 %»44.
Более того, даже разрушенный болезнью мозг Ленина работал не только исправно, но по-прежнему даже лучше чем здоровые мозги 10 средних людей. Тема болезни вождя была очень важной для кремлевских читателей доклада. Они хотели от науки получить доказательство того, что тот облик вождя, который он приобрел в последние месяцы в Горках, был не свидетельством его деградации, а переходом Ленина в другое интеллектуальное измерение. И догадливая наука услужливо поддакивала Кремлю: «…мозг Ленина обладал столь высокой организацией, что даже во время болезни, несмотря на большие разрушения, он в функциональном отношении стоял на очень большой высоте»45.
Примечания
1 Советская Абхазия. — 1928. — 25 января.
2 РГАСПИ. Ф. 16. — Оп. 1. — Д. 378. — Л. 19.
3 Там же. Л. 20.
4 Правда. — 1924. — 27 января.
5 Троцкий Л. Портреты революционеров. — 1991. — С. 32.
6 Валентинов-Вольский Н. Новая экономическая политика и кризис партии после смерти Ленина. С. 87.
7 Жизнь и техника будущего. С. 367.
8 РГАСПИ. Ф. 16. — Оп. 2. Д. 80. Л. 3.
9 АПРФ. Ф. 3. — Оп. 22. — Д. 307. — Л. 77.
10 Лопухин Ю.М. Болезнь, смерть и бальзамирование В.И. Ленина. С. 56.
11 Русский антропологический журнал. Т. 12. Кн. 1. — М., 1922. — С. 53.
12 Там же.
13 АПРФ. Ф. 3. — Оп. 22. — Д. 310. — Л. 6.
