Уже во время операции анестезиолог принял фатальное решение увеличить дозу хлороформа вдвое, хотя это было опасно для сердца. При вскрытии брюшной полости хирурги не обнаружили язвы, имелся лишь небольшой рубец от язвы уже зажившей. Угроза смерти возникла сразу во время операции. И главной ее причиной был хлороформ. В связи с падением пульса во время наркоза пришлось прибегать к вспрыскиваниям, возбуждающим сердечную деятельность, и после операции бороться с сердечной недостаточностью. В реанимации Фрунзе приняли участие хирург отделения Розанова Б.И. Нейман и срочно вызванный штатный профессор Кремлевской больницы Дмитрий Плетнев. Операция длилась 35 минут, наркоз — 65 минут.
Состояние больного после операции резко ухудшилось. В пять вечера в больницу приехали Сталин и Микоян, намереваясь посетить больного, но к нему допущены не были и оставили лишь записку. Через 39 часов наркомвоенмор скончался при явлениях паралича сердца.
Сталин был в числе тех, кто нес гроб покойного к его последнему пристанищу к кремлевской стене, где по заведенному обряду теперь хоронили знатных большевиков. Выступая на траурном митинге и внимательно вглядываясь в присутствовавших на Красной площади будущих пациентов доктора Розанова, Сталин сказал: «Может быть, это так именно и нужно, чтобы старые товарищи так легко и так просто спускались в могилу?»31
Может быть…
Смерть Фрунзе стала настоящим скандалом. Она возбудила множество подозрений в среде большевистского нобилитета. Это оперирование виделось жестоким назиданием оппозиционно настроенным потенциальным пациентам Кремлевской больницы. Для многих будущих жертв 37-го года, по-прежнему еще здоровавшихся со Сталиным, это событие стало грозным предупреждением.
В кремлевских коридорах почувствовали, что врачи могут быть не только спасителями, но и тихими палачами. Партийным идеалистам тогда хватило смелости устроить расследование. Под их давлением 3 ноября 1925 года «Правда» опубликовала заключение об операции, имевшее несколько туманных пунктов. «29 октября 1925 года у т. М.В. Фрунзе в больнице имени Боткина проведена операция профессором В.Н. Розановым, при участии профессора И. Грекова, профессора А. Мартынова и доктора А.Д. Очкина. Операция произведена под общим наркозом, длилась 35 минут. При вскрытии брюшной полости обнаружены диффузное увеличение привратника и небольшой рубец в начале 12-перстной кишки, по-видимому, на месте зажившей язвы. Больной трудно засыпал и оставался под наркозом один час пять минут».
Патологоанатом Абрикосов, производивший вскрытие, оставил без ответа вопрос, почему и как возникла сердечная недостаточность, приведшая больного к смерти.
Возмущенное Общество старых большевиков потребовало расследования и объяснений со стороны номенклатурных чинов. Казалось, соратники Ленина найдут виновника смерти товарища Фрунзе. Тогда же, в ноябре 1925 года, состоялось заседание правления Общества старых большевиков, на которое был приглашен нарком здравоохранения Семашко для выяснения обстоятельств, связанных с кончиной руководителя Красной армии. Глава советской медицины откровенно признал: единственной причиной смерти пациента было неадекватное проведение наркоза. На размышление наводило и то, что и больной, и врачи были против поспешной операции, но на ней настаивала Лечебная комиссия ЦК, о деятельности которой наркомздрав высказался негативно32.
Возможно, прав был бежавший на Запад секретарь Сталина Борис Бажанов, утверждавший, что эта история была делом рук его коллеги — секретаря Иосифа Виссарионовича по темным делам Григория Каннера.
«Я посмотрел иначе на все это, — вспоминал он, — когда узнал, что операцию организует Каннер с врачом ЦК Погосянцем. Мои неясные опасения оказались вполне правильными. Во время операции хитроумно была применена как раз та анестезия, которой Фрунзе не мог вынести. Он умер на операционном столе, а его жена, убежденная в том, что его зарезали, покончила с собой»33.
Таинственные организаторы смертельной операции Григорий Каннер, Погосянц и упоминавшийся выше Обросов не переживут эпохи великого террора. Им уже уготованы стандартные обвинения в «участии в контрреволюционной террористической организации» и «провокаторской деятельности». Нежелательные свидетели должны были уйти в мир иной.
А вот исполнитель — Очкин, проводивший наркоз, ученик Розанова, — переживет своих благодетелей. На анестезиологе лежала прямая ответственность за смерть Фрунзе. Но этот врач должен был остаться вне подозрений. Больше того, в 1937 и 1938 годах он отличился тем, что опубликовал в «Правде» и «Медицинском работнике» разоблачительные письма, требовавшие от органов НКВД политических казней «дипломированных убийц», своих же вчерашних коллег-врачей34.
Скандальность ситуации с Фрунзе деморализовала Розанова настолько, что «хирург лучший» решил подать в отставку. Но ни Сталин, ни другие кремлевские функционеры не желали потери ценного врача. К Розанову в Боткинскую больницу приезжал глава Совета народных комиссаров Алексей Рыков. Ему удалось успокоить и переубедить доктора — Владимир Николаевич отменил свое эмоциональное решение. Такая забота власти о враче говорила об особом доверии: ему прочили пост заведующего хирургическим стационаром кремлевской больницы на улице Грановского. Там предполагали сделать надстройку одного из корпусов и разместить будущее хозяйство Розанова. В стационар должны были войти три отделения: общей хирургии, отоларингологии и гинекологии. Примечательно, что отделение общей хирургии должен был возглавить Алексей Очкин, на котором лежала основная ответственность за смерть наркомвоенмора.
И ровно два месяца спустя после печально окончившейся операции Михаила Фрунзе, 29 декабря 1925 года, Розанов вместе с директором больницы Молоденковым отправляет в Институт экспериментальной эндокринологии специальное уведомление: «В ответ на № 2022 Боткинская больница сообщает, что ей желательно иметь на год количество обезьян до 50 штук. Породы желательно более крупные: гаймандрины
[8]
, павианы, хотя бы 2-х шимпанзе. Обезьяны нужны для экспериментов над ними и для трансплантации желез внутренней секреции людям»35.
Этот документ находится в подборке документов об экспедиции Иванова в Африку. Кирилл Россиянов в статье «Опасные связи»36 пишет: «К тому же эти средства начали отпускаться лишь после того, как правительство приняло в сентябре 1925 года решение о финансировании экспедиции Иванова. Поэтому мы не можем согласиться с О. Шишкиным, полагающим, что, создавая питомник, советское правительство было прежде всего заинтересовано в получении желез обезьян для операций омоложения. Нет также абсолютно никаких данных о заинтересованности в подобных операциях кремлевских “верхов” (“членов политбюро”, как пишет Шишкин)…»
Однако Россиянов, видимо, невнимательно читал написанное мной. Письмо уже было подписано доктором Розановым, к этому времени возглавлявшим хирургическое отделение Боткинской больницы, а там, как писалось выше, до 1928 года оказывалась хирургическая помощь контингенту Санупра Кремля. «Именно там 23 апреля 1922 года немецким профессором Борхартом была сделана В.И. Ленину операция по извлечению одной из пуль…» (Кремлевская медицина. С. 93.). Там же оперировал Розанов Сталина, Ногина и многих других крупных большевиков, пока, наконец, не перешел руководить хирургическим отделением собственно Кремлевской больницы. Это замечание тем более важно, что сами деньги на экспедиции Иванова выделялись не по линии Наркомата здравоохранения, что было бы логично, а по линии Управления делами Совнаркома — той организации, которую мы сегодня называем Управления делами Президента Российской Федерации. Именно там до сих хранится Центральный медицинский архив Медицинского центра Управления делами и фонда 50 — Четвертого главного управления, как Лечсанупр стал называться в эпоху Брежнева.
