Уже за первый год экспериментов на людях специалисты из РККА обогнали своего маститого наставника из Вюрцбурга доктора Флури. И обогнали раз и навсегда. Тот по старинке травил кошек и собак, а эти уже добрались до людей. Им не было нужды тратить время на бессмысленные командировки в Германию, когда граждане собственной страны своими страданиями доказывали эффективность «ипритовой терапии».
Среди перечисленных лиц, участвовавших в советских опытах в качестве «субъектов» или «объектов», мы не найдем ни одного директора крупного химического предприятия, ни одного партийного босса, ни одного ветерана ВКП (б), ни одного военного из высшего руководства РККА.
Однако, справедливости ради, нужно упомянуть, что в 1937 году некоторым из них все же «посчастливится» побывать в мрачно знаменитой лаборатории Н1 Отдела оперативной техники НКВД СССР и, прежде чем умереть, на своей шкуре опробовать плоды рук своих. К этим «избранным жертвам» принадлежал Иван Михайлович Великанов, профессор, диввоенврач, руководитель Биотехнического института РККА в подмосковном поселке Власиха. Тот самый Великанов, который в статье «Бактериальная война», помещенной во втором томе Советской военной энциклопедии, самозабвенно писал: «Особое значение придается комбинированному применению бактерий и ОВ, а также бактерий и дымов. Наиболее подходящим для целей отравления считается токсин микроба ботулизма. Загрязнение этим микробом консервов превращает содержимое консервной банки в серьезное оружие в руках противника».
После ареста Великанова привлекли для консультаций в токсикологическую лабораторию НКВД27. Здесь яды и газы исследовались на приговоренных к смерти. Потом, 8 апреля 1938 года он тоже был умерщвлен. Попадет в этот ад и сам начальник Военно-химического управления РККА, корпусный инженер Яков Фишман, но чудом избежит «контрольной затравки» и после покаянного письма отправится помогать стране в шарашке НКВД.
Единственным важным нововведением в систему опытов, проходивших в лаборатории Н1 ООТ НКВД СССР, стал отказ от устаревших терминов «субъекты» и «объекты». Их заменили более невинным — «птички».
5
Но то было только в 1937-м, когда дефицита человеческого материала уже не существовало. В 1920-х вопросы стояли иначе. Химическая оборона страны нуждалась в новых жертвах. Для того чтобы проверить мощь отравляющих веществ, требовалось не только нанести их на кожу или распылить перед глазами, нужно было увидеть их летальное действие. Никто из добровольцев или солдат на это не согласился бы. А подстроенная смерть «субъектов» могла привести к расследованию и разного рода толкам среди будущих участников экспериментов.
Совсем другое дело шимпанзе. С обезьянами или с их гибридами от человека таких ситуаций не возникло бы. Умри какая-нибудь макака, или шимпанзе, или гибрид — военный трибунал ими заниматься не будет. И даже не будет выяснять, чьи они родственники и кто от кого произошел. Их труппы закопают где-нибудь на свалке в Хамовниках, и дело с концом.
Поэтому поездка зоотехника профессора Иванова и связанные с ней обезьяньи проблемы чрезвычайно интересовали Химический отдел РККА. Здесь готовились к крупной закупке партии различных обезьян, предназначенных для газовых экспериментов.
Иванов вспоминал: «Незадолго перед отъездом из Москвы в Африку я получил предложение из секции Химотдела Реввоенсовета явиться на заседание, где будет обсуждаться вопрос о закупке за границей для Химотдела партии обезьян. На этом заседании указывалось, что при работах с газами и противогазами данные, получаемые на лабораторных животных (кролики, морские свинки и т. п.), а также на более крупных домашних животных, далеко не всегда достаточны и удовлетворительны. В некоторых случаях необходимо иметь опытных животных, наиболее близко стоящих к человеку. Мне было предложено взять на себя закупку за границей. По некоторым соображениям я не счел возможным взять на себя это поручение, но обещал переговорить об этом с директором Института экспериментальной эндокринологии, также заинтересованным в покупке обезьян. Профессору Шервинскому, директору этого института, и его помощнику доктору Тоболкину, которые уже раньше просили меня помочь им выписать из-за границы обезьян, я предложил поднять вопрос об устройстве государственного обезьянника на Южном Кавказе, а именно в окрестностях Батума или в Гаграх»28.
23 декабря 1925 года начальник VI отдела РВС Яков Фишман с подачи Иванова направил директору Института экспериментальной эндокринологии откровенное письмо.
«Для целого ряда работ санитарно-биологического характера, проводимых в лабораториях Военно-Химического управления требуются обезьяны как животные, более близкие к человеку, чем обычно применяемые до сего времени: кошки, собаки и кролики, и как более пригодные для производства многих клинических наблюдений. Специальные обезьяны требуются для:
а) установления степени токсичности боевых отравляющих веществ при действии их на органы дыхания, кожу и глаза;
б) изучения действия общеядовитых и раздражающих веществ, для чего требуются экспериментальные животные с более развитой психикой;
в) проработки вопроса лечения от отравляющих веществ в условиях, более близких к человеку;
г) изучения действия более близких зараженных отравляющими веществами пищевых продуктов с испытанием функций желудочно-кишечного тракта, печени и т. д.
Для указанных целей Военно-Химическому управлению были бы необходимы главным образом макаки и резусы и отчасти антропоидные обезьяны. Общая годовая потребность на первый год составит — до 100 штук макак и резусов и до 5 антропоидных обезьян. К сему Военно-Химическое управление оговорится, что вопрос о высших обезьянах еще не решен, так как нет исчерпывающих сведений о размерах вызываемых приобретением и доставкой обезьян расходов»29.
Интрига профессора Иванова заключалась в привлечении на свою сторону максимального количества заинтересованных советских учреждений. Это помогло бы получить дополнительные средства для эксперимента. К тому же авторитет Реввоенсовета работал бы на авторитет самого Ильи Ивановича. Он ведь откровенно говорил о заинтересованности руководства Красной Армии в организации будущего обезьянника: «После доклада наркому Н.А. Семашко было созвано специальное совещание при Наркомздраве под председательством Н.А. Семашко с участием врачей, представителей от Химотдела Реввоенсовета»30. Иванов считал — обезьяны, которых предполагалось разводить, могли оказать ценную услугу военным исследователям. Особенности физиологии животных были сопоставимы с человеческими и позволяли при постановке опытов с химическим и бактериологическим оружием наиболее полно описать картину мучений солдат противника. Ученый-зоотехник подсказывал красным командирам, как эффективно использовать приматов в качестве опытных жертв грядущей мировой революции. «Работы по изучению действия лучей радия, рентгеновских лучей, удушливых газов и т. п. также значительно могут выиграть при возможности проверить и установить дозировку на обезьянах»31, — писал Иванов.
Обезьянам суждено было первыми пройти ад газовых камер. Как считали стратеги и в Кремле, и в Берлине, ошибиться в дозах боевых отравляющих веществ здесь было нельзя, так как за приматами должны были последовать и люди. Ведь они на них так похожи.
