Научные интересы Виктора Бунака сосредоточились вокруг процесса эволюции строения черепа. Это ему принадлежали прогнозы грядущего развития человеческой головы, высказанные еще в 1922 году. В статье «Основные морфологические типы черепа человека и их эволюция» он пророчествовал: «…мы убеждены в правильности формулируемого выше представления об эволюции черепных форм. Основная линия этой эволюции — увеличение вместимости»11. Виктор Бунак выносил жесткий научный вердикт: «Существующие черепные типы могут выделить новые варианты, с большими размерами диаметров, и таким образом создать новые формы и более вместимые мозговые полости»12.
Смерть Ленина приблизила открытие этой необъятной вместимости. А так как вождь был объявлен человеком будущего, его череп являлся эталоном, то Бунак должен был только подтвердить это с помощью своих измерений. Ведь он — заведующий Центральным антропометрическим бюро. Бунаку и его коллеге Дешину могла выпасть честь заявить всему миру об открытии в России Homo futuris, или Super Homo, обитавшего в Горках до трагической ночи 21 января 1924 года.
3
Секретное заседание в Институте Ленина вел главврач 2-й Градской больницы Борис Вейсброд. Первый вопрос, который задал председатель присутствующим светилам науки, звучал впечатляюще: «1. Может ли цитоархитектоническое исследование дать указание на материальное обоснование гениальности В.И. ЛЕНИНА?»13 Ответ последовал незамедлительно: «Проф. Фогт и все присутствующие высказываются положительно. Уже с первых шагов исследования можно будет определить особенность клеточного строения; но вместе с тем нужно указать на то, что исследование не должно ограничиться однократным осмотром, но по мере развития техники окраски и науки должны повторно подвергаться исследованию новые срезы. Изучение этих срезов должно вестись путем сравнения со срезами других мозгов, а также (психоанализа) психологического изучения»14.
На заседании Фогт представил план своих дальнейших работ с препаратом. Он предложил разрезать хранившийся в Институте В.И. Ленина мозг на слои толщиной 1,8 см, залить их парафином, чтобы в дальнейшем производить тонкие срезы для фотографирования и патологического исследования. Фогт настаивал на том, чтобы мозг Ленина отправился за границу, в Берлин, где в Нейробиологическом институте есть опытные сотрудники, уникальная аппаратура и где работает «единственный в мире специалист по данному вопросу проф. Фогт»15. Немецкий профессор утверждал — для блага эксперимента мозг Ленина следует немедленно отправить в столицу Германии. Только там имеются надлежащие условия.
Фогт пугал ученых и партийных чиновников гибелью дорогого мозга. По результатам обсуждения и предложениям немца нарком здравоохранения Семашко и Товстуха 18 февраля направили запрос в Политбюро:
«По заявлению проф. Фогта, с которым согласились и работающие над изучением мозга профессора Минор, Крамер, Дешин, Бунак и Абрикосов, дальнейшее изучение требует:
1) разреза мозга на ряд срезов (до 30 000); и
2) вывоза мозга для этого и для дальнейшего изучения в лабораторию проф. Фогта в Берлин сроком приблизительно на год.
Неприятие этих мер, по мнению проф. Фогта, в ближайшее же время лишит мозг способности к восприятию окраски, необходимой для постановки изучения его, и сделает, таким образом, изучение мозга невозможным. Исходя из вышесказанного, просим Политбюро дать соответствующие директивы»16.
Советские вожди крайне негативно отреагировали на саму идею экспорта столь ценного продукта в Германию. Их указание от 19 февраля было категорично: «а) Отклонить предложение врачей о вывозе мозга В.И. Ленина за границу для исследования. б) Предложить поставить исследования мозга Владимира Ильича в России»17.
Два дня нарком здравоохранения Семашко потратил на переговоры с упрямым и «единственным в мире» немцем, пока не смог найти компромиссное решение: Фогт вместе с женой и германской лаборанткой переезжает на время исследования в Москву. Сюда же доставляется ценное оборудование из Германии. Изучение проводится в Москве, но прежде Фогт делает один пробный срез с мозга, дабы установить, не изменился ли препарат под воздействием спирта и формалина, в смеси которых он хранится. Этот вариант вполне устроил Политбюро, и новым постановлением от 21 февраля оно согласилось с предложением Семашко18.
Решение Кремля положило начало организации сугубо секретной лаборатории для Фогта. Политбюро новым постановлением поручило Семашко и Товстухе найти специальное помещение и оснастить его оборудованием. Начальнику ОГПУ Дзержинскому предписывались поиски «надежного товарища в качестве ответственного хранителя мозга В.И. Ленина во время работы над ним»19.
Фогту выделили шесть комнат в Институте В.И. Ленина. Здесь под наблюдением Товстухи он мог приступить к научному священнодействию. Церемония передачи драгоценного мозга иностранцу сопровождалась заключением договора между ним и Институтом В.И. Ленина, состоявшимся в мае 1925 года. Деньги для закупок дорогостоящего оборудования в Германии перечислялись из запасного фонда Совета народных комиссаров. А вся процедура была покрыта плотной завесой секретности.
Для таинственности имелось и одна экзотическая причина. Наряду с обычными для Фогта исследованиями он решил основать в Москве лабораторию расовой биологии. Перспективная, по представлениям немецкого профессора, наука уже укрепляла свои позиции в Европе. Успехов в этом направлении достигла Швеция, где в 1921 году в Упсале был открыт расовый биологический институт. Шведов волновала проблема инбридинга, распространения болезни викингов — рассеянного склероза, алкоголизма и наследственных заболеваний в целом.
Еще в 1924-м траурном году на страницах «Русского евгенического журнала» вышла статья Германа Лундборга «Шведский институт расовой биологии в Упсале». Освещая сферу деятельности своего учреждения, его директор писал: «В основу всего построения расовой биологии кладется целый ряд научных дисциплин, а именно 1) исследование наследственности (генетика); 2) антропология; 3) физиология, патология и медицина; 4) статистика и генеалогия. Эти разнообразные отрасли человеческого знания требуют своих представителей. Они работают по разным методам и должны вследствие всего получать различное образование»20. Статья заканчивалась оптимистическим пассажем: «Значение народа не измерить числом его внешних военных сил, но его пригодностью в расовом отношении и его культурными вкладами. Для всех народов важно не только следовать за развитием, но по возможности идти во главе его»21.
Оскар Фогт мог бы подписаться под всеми этими утверждениями. Он считал изучение расовой архитектоники основной задачей своего германского института мозга и своих московских лабораторий. Ученый предполагал, что вместе с другими дисциплинами расовая биология могла дать ценные рецепты для развития наций. Методика изучения материала в научном учреждении Фогта строилась по канонам «шведской науки». Его идеи о перспективности таких исследований разделялись и наркомом здравоохранения Семашко. Фогт был уверен: исследования в области строения мозга, особенно мозга уникального, необходимо подтвердить и на генетическим уровне. «Он собирался у себя в Kaiser Wilhelm Institutе в Берлине организовать лабораторию, а потом, может быть, и целый отдел генетический, так как интересовался рядом генетических проблем, связанных с мозгами всяческими, с высшей нервной деятельностью»22, — вспоминал о Фогте Тимофеев-Ресовский.
