Он находит Ютту, сидящую на корточках в углу подвала. Дотрагивается до нее, зовет, она не двигается, он поднимает ее, тормошит, постепенно она узнает его… Он говорит: «Ютта, все кончилось… кончилось…»
Все смолкло – взрывы, все…
«Все кончилось», – повторяет Рихард.
Они сидят вместе. (Или идут по вдруг ставшему тихим городу, – но это часто было и раньше, в других фильмах.)
Конец.
Последняя остановка
Пьеса в двух действиях
Действующие лица
Анна Вальтер, 28 лет.
Росс, 40 лет.
Грета, 24 года.
Шмидт, обершарфюрер, 40 лет.
Мак, эсэсовец, 20 лет.
Маурер, эсэсовец, 24 года.
Кох, 50 лет.
Фрау Кёрнер, 60 лет.
Русские.
Место действия – Берлин, комната на западе города.
Действие происходит тридцатого апреля и первого мая 1945 года.
Замечания автора
Росс, хотя и провел длительное время в концлагере, – не сломленный человек. Он выдержал все, вырвал у эсэсовца пистолет и застрелил его. Он привык всеми средствами бороться за свою жизнь, к этим средствам относится и умение убеждать, и способность молниеносно перестраиваться. Поэтому превращение, которое мы наблюдаем, когда в первом действии приходит патруль СС, не является для него чем-то необычным. Он научился притворяться – только благодаря этому он остался в живых. С момента сообщения о смерти Гитлера он становится другим человеком. Прошлое возникает, проявляется в нем и делает его одновременно и сильнее и слабее. Он больше не животное, которое стремится выжить, человеческие качества, благодаря которым он выжил, снова пробуждаются в его сознании и в сцене с русскими чуть не становятся причиной его гибели.
По Россу должно быть ясно видно, что он – неординарный человек. В нем чувствуется подвижная сила, даже когда он впадает в отчаяние. Он – жертва, но одновременно и бунтарь.
Три эсэсовцане должны быть «типичными» эсэсовцами.
Шмидт– не громила-эсэсовец, скорее хрупкий, может быть, в очках, не особенно мужественный, не без образования, но без принципов – человек, которого в другие времена легко представить старательным банковским служащим.
Маурердобродушен, не семи пядей во лбу, силен и груб – тип ландскнехта, для которого убивать – все равно что развести огонь и поджарить на нем мясо.
Мак– убежденный молодой национал-социалист, воспитанный так с детства и не знающий ничего другого. В другие времена он, вероятно, стал бы мечтательным участником юношеского туристического движения.
В русских, несмотря на смех и определенную распущенность, постоянно должна чувствоваться опасность.
Пьесу следует играть в быстром темпе, местами диалог должен напоминать дуэль.
Первое действие
Первая сцена
Анна, Грета.
Комната в берлинской квартире, конец апреля 1945 года.
На переднем плане у правой стены – кушетка, заправленная как постель. В изголовье – невысокая ширма, за ней – дверь. У поперечной стены слева стоит комод, на нем спиртовка. Впереди – раковина, сзади большой шкаф. Рядом с раковиной – дверь в ванную комнату. В центре комнаты – стол, за ним обтянутый гобеленом диван с позолоченными ножками, рядом – два белых крашеных кухонных стула. На заднем плане – окно, разбитое, заклеенное бумагой и картоном. На окне – черные маскировочные шторы. Рядом с кушеткой – стул; на спинку стула брошены чулки, белье. На стуле стоит маленький радиоприемник, работающий от аккумулятора. Все явно собрано на скорую руку, со стен облетела штукатурка – эта комната пережила много воздушных налетов.
Мигающий свет пробивается через неплотно задернутые шторы. Комната дрожит от взрывов и выстрелов зениток, которые постепенно затихают. В паузах из соседней комнаты доносится женский голос, обрывки песен, женщина поет громко, как человек, который знает, что он один и, пытаясь подбодрить себя, выкрикивает обрывки колыбельной, а в голосе чувствуется страх:
– Доброй ночи, доброй ночи…
Ночь пахнет розами…
И гвоздиками…
Серия зенитных залпов. Голос умолкает; затем начинает громко молиться:
– Помоги нам, Господи! Оставь нас в живых! Ребенка! Ребенка спаси! Он еще даже не успел родиться! Не убивай его! Не убивай нас!
Грохот в доме, кажется, он сейчас развалится. Дверь шкафа на сцене беззвучно открывается. Тишина. Потом опять раздается голос из соседней комнаты:
– Что это? Что это было? Грета! Грета!
Потом снова полная отчаяния колыбельная:
– Завтра утром… если Бог захочет… ты снова проснешься…
Взрывы прекращаются. Из радиоприемника на стуле рядом с кушеткой раздается каркающий голос:
– Внимание! Внимание! Говорит командный пункт Берлина. Налет отбит. Самолеты противника… ( Хрип.) Внимание, внимание… Предварительный сигнал отбоя…
Тут мы замечаем Анну. Она лежала в полутьме на постели, спрятав лицо в подушку и не двигаясь. Теперь она оборачивается и выключает радио. Ей примерно двадцать восемь лет, у нее медленные, но гибкие движения, она тот тип женщин, которые, сами того не желая, действуют на мужчин. На ней мужской домашний халат и домашние туфли на низком каблуке. Слышно, как кто-то поднимается по лестнице и кричит:
– Все кончилось, фрау Роде! Что? Нет, у нас все нормально. Это в семнадцатой квартире.
Первый голос что-то говорит. Второй отвечает: – Да-да, вот только отдышусь вначале…
Да, я уже иду… Да-да…
Стук в дверь. Грета входит сразу, не дожидаясь ответа. Ей приблизительно двадцать четыре года, она симпатична, немного вульгарна, у нее сережки и браслет с большими фальшивыми камнями, одета довольно потрепанно. Она ставит в раковину кастрюлю, откручивает кран, потом замечает открытую дверцу шкафа, закручивает кран, быстро подходит к шкафу и перебирает платья.
Анна( не двигаясь). Да?
Грета( пугается, перестает ощупывать платья, оглядывается). О, вы здесь! Я думала вы в бомбоубежище. Я только хотела взять немного воды. У нас из крана не течет. Водопровод снова поврежден. Вы были здесь все время?
Анна( неохотно). Да.
Грета. Правда? И ночью во время налета тоже?
