Хозяйская девочка подошла к столу снять скатерти и шепнула Хемдату:
— Какая у вас прелестная жена…
Хемдат нежно погладил ее ухо.
Глава 7
С большим удовольствием посидел Хемдат с Шаммаем, когда тот пришел к нему в гости. Как приятно смотреть на Шаммая, когда он говорит о Яэли. Когда она лежала в больнице, он каждый день приезжал ее проведать. Приезжал из того поселения, где летом жил постоянно. Точно пес, сторожил у ворот больницы. А Яэль его терпеть не может. Говорит, что не хочет находиться с ним рядом. Ничего, Хемдат расскажет ей вечером обо всем том, что сделал для нее этот добрый юноша. Перестань сердиться на него, неблагодарная.
Его неумеренное восхищение Яэлью веселит Хемдата. Как наивен этот мальчик! Почему Яэль так отталкивает его?
Прошло несколько дней. Яэль словно куда-то пропала. Опять пришел Шаммай. В руке палка, на голове походная шляпа. Сапоги и прочее дорожное снаряжение. Куда это он? Оказывается, Шаммай заказал коляску в Реховот и пришел пригласить Хемдата поехать с ним. Так и сказал: «Пожалуйста, господин Хемдат, поедемте с нами в Реховот дня на два-три. Яэль тоже едет». И перевел взгляд с Хемдата на картину Рембрандта. Его лицо отразилось в стекле между фигурами жениха и невесты.
Хемдат подошел к стене и снял с нее картину. Не все ли равно Яэли, поедет он с ними или нет? Ведь именно так сказал Шаммай: или вы, или госпожа Илонит. Она тоже попросила место в коляске.
А кто он вообще, этот Шаммай, что так прицепился к Яэли Хают? Сын богатого домовладельца, у которого есть земля в Стране Израиля и который живет в Америке и содержит жену и сыновей, оставшихся в России, а также старшего, вот этого Шаммая, живущего в Бейруте, — там он изучает медицину в Американском университете и каждый раз, когда выпадает возможность, приезжает в Страну и задерживается здесь на несколько месяцев, чтобы познакомиться с будущим местом своей работы. Пусть у Шаммая толстые руки и пухлые щеки — куда важнее, что в его сердце сохранились высокие идеалы. Но почему он покраснел, когда приглашал Хемдата поехать с ним и с Яэлью? Может быть, потому, что сказал «с нами» во множественном числе?
Смешно, когда этот мальчишка говорит: «Мне нравятся ваши стихи, господин Хемдат. Все, что выходит из-под вашего пера, прекрасно и значительно. Ей-богу, Пизмони в сравнении с вами совсем не поэт, я вообще не читаю его произведения».
Хемдат задумался: почему я перестал навещать Яэль? Разве она не просила его заходить, разве Шаммай не передавал ему ее приглашение? Как-то вечером он все-таки отправился к ней. Когда он вошел, она смутилась. Она была в плаще Шаммая, а сам Шаммай лежал, растянувшись на тахте. На его гладком пухлом лице, казавшемся продолжением толстой, набухшей шеи, застыла смущенная улыбка победителя. Они вскочили ему навстречу: «A-а, господин Хемдат! Сделайте одолжение, выпейте сельтерской с лимонным вареньем! Или, может, выпьете стаканчик ликера? Право же, что может быть лучше стаканчика ликера перед едой. Вы ведь отобедаете с нами, не так ли?»
«Как они могут сидеть в этой комнате, где нечем дышать?» — подумал Хемдат. Куча посуды на столе. Повсюду беспорядок. На спинке тахты висят галстуки Шаммая, и под каждой кроватью — пара комнатных туфель. «Наверно, он целует ее, — думал Хемдат. — Может быть, даже обнимает. Они, наверно, часто опаздывают на вечеринки».
Он не осуждал ее. Она голодала, а Шаммай покупал ей и хлеб, и даже шоколад. В конце концов, она просто такая же, как все. Завтра она выйдет замуж, нарожает сыновей и дочерей и раздастся, как жена лавочника. Он ничего к ней не имеет. Он просто не будет больше упоминать ее имя.
Лето близилось к концу. Яффа томилась в удушливом мареве. Город раскалился от постоянного зноя, на улице нечем было дышать. Счастлив был тот, кто мог сидеть дома и не плавать в поту. Весь день горит спиртовка под кофеваркой, и Хемдат пьет чашку за чашкой. Правда, кофе совсем не возбуждает его, но возня с кофеваркой разгоняет скуку. Это позволяет ему немного рассеяться. Он мог бы, например, сходить поглядеть на Тель-Авив и его новые дома, тем более в день праздника основания города. Вся Яффа отмечала этот великий праздник вином и сладостями, вся Яффа кроме Хемдата, который сидел дома и пил черный кофе.
Зашли к нему друзья. Запах кофе, доносившийся из его дома, привел их в комнату Хемдата. Гурышкин в радостном настроении: ведь он — один из строителей города и сейчас пишет новую книгу об истории Тель-Авива со дня его основания. Дорбан тоже навеселе. Правда, несмотря на это, он верен себе. Дорбан, видите ли, привык к пустыне, и города не волнуют его душу. Он не посвятит Тель-Авиву новые стихи, его муза не вдохновится новыми жилыми кварталами. Но Гурышкин не принимает его слова всерьез. В конце концов, имя Дорбана еще не появилось в печати. На кого Гурышкин всерьез сердится, так это на Пизмони, который только что опубликовал новое стихотворение, посвященное берегам Днепра. Ну никакой логики — человек живет в Стране Израиля и слагает стихи о реках России.
Хемдат наполнил чашки. Вино пьянит, но кофе отрезвляет. Патриотические речи постепенно прекратились, разговор перешел на любовь и женщин. Хемдат, который прежде все время молчал, теперь встрепенулся.
— Когда идешь к девушке, а душа твоя холодна, — сказал он вдруг, — бери с собой какого-нибудь простака с мускулами, и можешь быть уверен, что он покорит сердце твоей девицы и ты не запутаешься в любовных проблемах.
Скромница Пнина опустила голову. Она не ожидала услышать из уст Хемдата такие грубые слова.
Гости ушли. Хемдат отправился погулять. По дороге ему встретились Яэль и Шаммай. Яэль спросила, сколько он уплатил в пансионе у Якова Малкина. Она хотела бы отдать ему деньги, которые он потратил на нее тогда, на исходе субботы. Хемдат смущенно улыбнулся. Яэль сказала:
— Вы нехорошо поступаете, господин Хемдат, стоите и молчите.
Хемдат сказал:
— Мне нечего вам сказать.
Тут вмешался Шаммай:
— Своим молчанием вы ее обижаете.
Яэль перебила его.
— Почему вы не приходите ко мне? — спросила она.
— А почему вы не приходите ко мне? — спросил Хемдат.
Яэль воскликнула, что была у него, но не застала Хемдата, а свидетельство этому, что она видела его зеленый плащ — он лежал на стуле. Хемдат сказал:
— Если так, то пойдемте ко мне сейчас.
Нет, сказала Яэль, пусть он сначала придет к ней.
И тут же заговорила о чем-то другом.
Он уже когда-то сказал ей все, что думает о Шаммае. Ему не нравится этот юнец, который приударяет за ней. Его отец в Америке напряженно работает, чтобы сын мог заниматься наукой, а тот кормится трудами отца и при этом гоняется за развлечениями. Шаммай неспособен сделать женщину счастливой. Он оставляет пятно на репутации каждой девушки, за которой волочится. Но и он сам, Хемдат, тоже сейчас представляет для нее опасность, потому что снова оказался во власти душевных терзаний. Ей лучше отдалиться от него ради ее собственного блага, потому что его душа подвержена приступам чего-то вроде малярии.
